День Литературы, 2005 № 10 (110) | страница 71




Рекламу вечной дороги в мекку.


И нам останется маргарин


На хлеб намазать и кинуть в реку.



***


Жара. Надуваются губки


У птички, у рыбки, у зайки.


Такие короткие юбки,


Такие короткие майки.



На радость галдящей семейке


В деревню, где вишни и груши,


Мужчина в разбитой "копейке"


Везет их огромные туши.



Жена, надрываясь хохочет.


Ребенок вопит, надрываясь.


Мужчина повеситься хочет.


И видеть, спокойно качаясь,



Не грубый оскал душегубки.


А то, что хотел, без утайки:


Такие короткие юбки,


Такие короткие майки.

Анатолий Байбородин УТРОМ НЕБО ПЛАКАЛО, А НОЧЬЮ ВЫПАЛ СНЕГ. Рассказ-притча



Уже бо и секира при корене древа лежит.


Евангелие от Матфея 3, 10



По городу волочился выживший из ума облезлый пес, которого хозяин взашей выпихнул со двора. Нет, вначале он увез его на городскую свалку, где среди пестрого хлама шатались, словно тени из преисподней, тощие одичавшие псы с изможденной сукой — обвисшее, докрасна воспаленное, истерзанное вымя ее тащилось по мусорным холмам. Хозяин вышел из легковой машины и надтреснутым, прерывистым голосом поманил пса; и тот сполз с заднего сиденья, присел подле хозяина, который закурил, брезгливо косясь на свалку. Потом нервно кинул сигарету, растер ее сапогом и, хлопнув дверцей, быстро поехал. Пес, еще ничего не понимающий, заковылял было следом на своих остаревших лапах, но тут же, запыхавшись, высунув красный, парящий язык, остановился и долго смотрел в ту сторону, где пропала машина с хозяином. Пес ничего не мог понять, а чтобы не рвать душу горькими думами, поплелся в город.


Вскоре, отощавший — кожа да кости, измученный, лежал у калитки, возле богатого подворья, которое сторожил весь свой собачий век. Когда хозяин приметил пса, то в сердцах, больше уже не церемонясь, стал гнать его от калитки, кляня старую псину на чем свет стоит. Пес, приникнув к земле, еще полз к хозяину, в котором души не чаял, и даже хотел облизать его пыльные сапоги, виновато и заискивающе глядя в остуженные хозяйские глаза. Но тот прихватил суковатую палку и отогнал пса подальше от калитки, за которой носилась и гремела молодым лаем черная немецкая сука.


Пес, наконец, понял, что, верно и любовно отслужив свой век этим родным для него людям, больше уже не нужен им; а догадавшись об этом, поплелся, не ведая куда и зачем, не чая ни теплой похлебки, ни мягкой подстилки, ни ласки, да и сил не имея думать об этом.