Вместо героев моего народа,
Так и не вспомнил о тебе, друг мой!
Прости меня, друг мой, прости!
Но я не забыл все же голубя вести,
Который окликнул меня на пороге
Эдема. И возвратил к этой жизни.
Спасибо тебе, мой друг!
Прости меня, друг мой, прости!
Но я прочитаю славянам поэму, —
Которую ты сквозь рыданья писал, —
О гибели юных детей Крагуеваца,
И, может быть, белый вестник
К тебе прилетит в Эдем.
Черногория, 1989
МУЖЧИНА
Он недавно вернулся
С краткой беседы
С ангелами.
И теперь смотрит на мир
Кроткой улыбкой мужчины,
Наблюдающего
За шалостями сына.
***
Меня окликнули…
Я вздрогнул.
Открыл глаза:
В лучах рассвета
Качалась комната-челнок.
Я плыл в неведомом воздушном океане.
И не было души, которой нужен…
Зачем меня окликнули?
Узнаю ль?
И почему замолкли?
Издалека ль тот оклик долетел?
Меня окликнули.
Я так хотел помочь!
***
Лучилось солнце, наливались травы,
Цветы благоухали, и прекрасной
Казалась людям
Жизнь под небесами…
Но маленькие крабы умирали
На берегу Констанцы светоносной.
Румыния, 1987
***
Печалюсь об участи
Жизнерадостных книг,
Обреченных на пыльную смерть.
Но страстно мечтающих
О трепетных ласках руки.
Сербия, 1989
ПАРАДОКС
В городке, который был разрушен
За нежелание поступиться
Своей свободой,
Раздается марширующая речь.
И ровесники горя народа,
Отстоявшего мир,
Весело обслуживают
Новых разрушителей.
ПОДРАЖАНИЕ ТАКУБОКУ
Вы — женщина.
И когда вы расцветаете,
Словно майский бутон,
Все сравнения мои
Неожиданно вянут.
ЦЕЙЛОНСКИЙ ВЕРЛИБР
В комнату, в которой поэты
Говорили о современной поэзии,
Вбегали ящерицы и собаки,
Влетали птичьи и детские голоса,
И радовались, не задевая
Безжизненной ткани этого разговора.
Коломбо, 1990
ОТЕЦ И СЫН
Мужчина неожиданно услышал,
Как сын его заказывал кукушке,
Известной бескорыстием вещунье,
Срок указать, какой определила
Неверная судьба его отцу.
А надо знать: последние два года,
