— Жди своей очереди, — увещевал его старик, но он никак не желал с этим мириться.
Пес тихо повизгивал, что, очевидно, означало: «Дайте же и мне, дайте же и мне!»
— Ну и настырный же ты, Серка! Не совестно тебе?
Но Серка не страдал излишней застенчивостью: получив от Дюлы кость с остатками мяса, он в мгновение ока расправился с ней и с мольбой уставился на мальчика, не сомневаясь в его доброте.
Вокруг в полном блеске безраздельно царило лето. В теплом воздухе возникали новые ароматы, разносились новые голоса, и в сердце Плотовщика ключом забили новые чувства. Сандалии его уже высохли и одеревенели, ссадины перестали болеть, на поясе болтался нож острый, как «брытва», хлеб казался необыкновенно вкусным, и вообще все и вся казалось замечательным, даже рюкзак, поскольку он лежал в шалаше и его уже не надо было тащить на спине.
— Дядя Матула, возьмите еще.
— Н-да, Нанчи свое дело знает, что правда, то правда. — Матула взял еще кусок цыпленка. — Но теперь нам пора отправляться, ведь в жару-то рыба не клюет. Ты тут останешься! — строго приказал он Серке. — Может, я должен караулить мешок? А?
Собачонка, радостно вилявшая хвостом, застыла на месте, с мольбой глядя вслед удаляющемуся хозяину.
Наш Плотовщик, признаемся откровенно, мало смыслил в рыбной ловле и еще меньше — в рыбах. Конечно, он удил прежде, как многие ребята, но это не было серьезным занятием, и теперь он надеялся, что Матула немногим больше его знает о современных методах рыбной ловли, о новейшей рыболовной снасти, о вываживании и подсечке, и они вместе будут осваивать эти премудрости…
Дюла питал горячую любовь, чуть ли не страсть к воде и всегда стремился узнать как можно больше обо всем, что жило и двигалось вокруг нее. Мальчик, бывало, часами просиживал не шелохнувшись на берегу Дуная возле рыболовов и так волновался, так радовался, точно сам держал удочку, хотя причин для переживания было мало: ведь в будапештском Дунае поймать какую-нибудь рыбешку ухитряются лишь выдающиеся личности, да и то в темные ночи, когда большинство людей спит.
Зато в теории наш Плотовщик разбирался отлично и говорил о ложке Фарлоу с таким апломбом, словно в раннем детстве ел ею манную кашу, и знал наперечет множество разных наживок, их цвет, запах, чуть ли не вкус, и можно было подумать, будто мама Пири давала их ему в школу на завтрак с маслом и зеленым перцем.
Только в теории! А на практике он ловил на мух невинных уклеек, носящих еще с десяток других имен, и однажды поймал леща величиной в ладонь; лещ этот постепенно рос, рос и со временем превратился в полуторакилограммового карпа, которого, судя по словам Плотовщика, удалось вытянуть лишь после долгого вываживания.
