Если же не ладилось дело с арифметикой и мама-химик для тренировки сажала сына за решение трудных примеров, мама Пири занимала твердую позицию:
— Тереза, неужели ты хочешь погубить своего ребенка? У него от этих плюсов и минусов голова расколется…
И у Дюлы голова не раскалывалась. Он прекрасно рос и стал самым высоким в классе. Школьный врач, осматривавший ребят, успокоил встревоженных родителей:
— Тут нет ничего плохого. Прежде всего обильное, правильное питание. На лето нужно его куда-нибудь отправить, чтобы он побольше дышал свежим воздухом и хорошо питался.
— Иштван! — воскликнул Ладо-старший. — Можно бы отправить его к Иштвану, если бы тот не был таким шальным.
— Он вовсе не шальной, — обиделась его жена, потому что Иштван приходился ей братом, хотя и трудно было в это поверить. Она была тихой, хрупкой блондинкой, а он шумным, черноволосым, плотным мужчиной. А голос! Бас, гудящий, точно из бочки, — такой мог встретиться только в хоре донских казаков.
— Он приглашал Дюлу еще в прошлом году, но там огромное болото, река… — продолжала мама. — А Иштвану некогда ходить по пятам за ребенком.
— Мальчику скоро исполнится четырнадцать, пора ему стать самостоятельным, — размышлял вслух папа. — Но надо посмотреть его табель. Предупреждаю, если у него окажется хоть одна тройка, он никуда не поедет!
— Какое отношение имеет табель к здоровью ребенка? Но я не собираюсь спорить с тобой. Если Дюлу надо наказать…
— То пошлем его отдыхать, не так ли?
— Нет! Будем держать его взаперти в квартире, пока у него не начнется туберкулез… Превосходная логика!
За столом во время завтрака столкнулись два противоположных, даже несколько враждебных мнения.
Потом папа закурил сигарету, и дым от нее развеял противоречия.
— Не будем ссориться, моя дорогая. Правда ведь? И давай не накликать на мальчика туберкулез. Что же ты предлагаешь?
— Пусть ребенок непременно едет отдыхать, а если он схватит тройку, я имею в виду арифметику, то получит ежедневное задание на лето. Иштван будет его контролировать. В этом отношении на Иштвана можно положиться.
— Неужели… — начал Дюла Акош.
— Да, можно! — перебила Тереза, и ее муж улыбнулся.
— Ну хорошо, если ты так считаешь.
Судя по этой беседе, у Плотовщика не было никаких причин помышлять о самоубийстве, и тучи, омрачавшие каникулы, существовали только в его воображении. Но материнский инстинкт не обманул Терезу, усмотревшую в арифметике опасность, омрачившую это злосчастное майское утро.
