— Очень важные бумаги? — сочувственно спросила Катерина.
— Для кого-то, возможно, мелочи. Подумаешь, договор на поставку Наркомату иностранных дел двух легковых автомобилей! Как сказал бы repp Дитц: "Эрстэ швальбэ махт каине фрюлинг!"[8]. А для меня это — крах всей карьеры!
Константин удивленно замолк, слыша, как Катерина шепотом повторяет произнесенную им немецкую пословицу.
— Вы изучаете немецкий?
— Она все изучает! — снисходительно пояснил Черный Паша, — Мне за морем бывать доводилось, кой-какие языки знаю. Веришь, замучила меня: как по-турецки то, как по-гречески это? С первого раза все запоминает!
— И вы поняли, что я сказал? — спросил её ночной гость.
— Я не знаю, что такое — швальбе.
— Швальбе — это ласточка… Вам же учиться надо!
— Була в мене такая мрия, але я зараз одружена жинка.
— Ну и что же, что замужняя! — заволновался Константин. — Революция освободила женщину, поставила её в один ряд с мужчиной. Никакого домостроя! Только равноправие. Теперь женщине открыт доступ в любое учебное заведение России! И никто не посмеет отказать вам в приеме только потому, что вы дочь рабочего или крестьянина. Главным мерилом будет только талант!
Черный Паша мог бы согласиться с ним: если Катерина талантлива — пусть учится, но слишком неравнодушный, по его мнению, тон молодого человека вызвал у него нешуточную ревность. Его, как человека, накормили, приютили, а он… Неизвестно, чем бы закончилось "закипание" Черного Паши, но тут вмешался терпеливо ждущий Синбат:
— Будем мы, в конце концов, есть картошку, или пусть тоже в уголья превратится?!
Константин ловко очистил горячую картофелину, перебрасывая её с руки на руку и продолжая говорить — видно, эти мысли не давали ему покоя.
— Конечно, нам привыкнуть к этому будет нелегко, ведь почти всю историю развития человечества мужчина старался держать женщину на коротком поводке, приписывая себе исключительное право решать, что для неё хорошо и что плохо. Теперь женщина сможет работать наравне с мужчиной, станет его подругой и соратницей в борьбе…
— А если она не захочет? — спросила Катерина, глядя на вспыхивающие последним светом угольки.
— Чего не захочет? — ошарашенно спросил оратор, прерванный в самом апофеозе своего выступления.
— Не захочет быть… соратником, а захочет быть просто женщиной беззащитной, слабой?
— Умница! — Черный Паша опять чмокнул её в ухо и стал потихоньку кормить очищенной картошкой.
Катерина очень хотела бы учиться, но её и вправду не привлекала возможность работать наравне с мужчиной. Может, потому что сельские женщины всегда так и работали — наравне! Это было нелегко, старило женщину прежде времени, и потому сейчас, с любовью Дмитрия почувствовав себя истинно женщиной, она вдруг захотела, чтобы её берегли, за нею ухаживали, ласкали, чтобы она не убивалась на работе, а жила в радость…
