Руки Борджиа сжались в кулаки. Он давно подозревал, что против него составляется заговор. Теперь ему были известны двое его врагов. В том, что кардинал Ровенна среди них, Александр VI и не сомневался. Тот не скрывал своего раздражения действиями первосвященника. К тому же он никогда не ночевал в Ватикане, никогда не ел за одним столом с Борджиа, а по делам приезжал с такой охраной, что о нападении не могло быть и речи.
Но вот участие кардинала Адриана стало неожиданностью. Казалось, этот тихоня так боится Александра VI, что скорее удавится от страха, чем попытается против него выступить.
Внезапно лицо понтифика почти почернело от тревоги. Что, если дьявольский замысел Медичи состоял как раз в том, чтобы завлечь его, папу, в опасную ересь о существовании потомков Христа, а затем предать это огласке? Что, если инженер этой хитроумной интриги — не туповатый и прямолинейный Пьетро Медичи, а его брат — скрытный и не привлекающий к себе внимания кардинал Джованни? И почему Чезаре не написал ему ни слова о своей встрече с Медичи?
Борджиа сделал странное движение руками, будто пытался сорвать опутавшую его со всех сторон паутину.
* * *
Во время обеда папа был необычно молчалив. Французский посланник, сидевший по правую руку от первосвященника, кожей ощущал напряжение, висящее в воздухе. Он словно потяжелел, а изысканные блюда стали вдруг безвкусными. Папа переводил тяжелый взгляд с одного епископа на другого, будто пытался прочесть их мысли, узнать предателя.
Вечером, когда большая часть гостей разъехалась, Александр Борджиа вызвал к себе легата.
— Жюстино, — сказал он, — поезжай за кардиналом Адриано. Вели ему быть завтра. Скажи, я желаю, чтобы он помогал мне во время мессы.
Едва легат вышел, появился секретарь. Он поклонился и передал папе послание от его сына. Старый Борджиа недовольно нахмурился, взял письмо, сломал печать и прочел. Секретарь стоял рядом, ожидая возможных распоряжений.
— Распорядитесь приготовить все для моего любимого сына, — мрачно сказал папа. — Он прибудет завтра. Завтра… Завтра все решится.
* * *
Тревога усилилась, стала почти нестерпимой. Александр Борджиа сложил руки и начал горячо молиться своей заступнице, той, что получала все редкие камни и лучшие жемчужины. Он молился ей как языческой богине древности — страстно до исступления, презирая латинские слова, дозволенные для обращения к Пречистой Деве. Геральдическим зверем Борджиа был могучий солнечный бык — древний символ плодородия.
