Но для легитимации индустриализма, помимо восприятия мира как фабрики, понадобилась еще одна, по сути религиозная идея — идея прогресса. Эта идея, возникшая и развитая в науке и основанная как на новой картине мира, так и на ощущении науки самой себя как бесконечно развивающейся системы знания и способа переделки мира, стала одним из оснований идеологий индустриального общества. Р. Нисбет пишет: «На протяжении почти трех тысячелетий ни одна идея не была более важной или даже столь же важной, как идея прогресса в западной цивилизации».
Русский философ А. Ф. Лосев указывает на ее прямую связь с мифологией социального нигилизма. Механике Ньютона, считает он, «вполне соответствует специфически новоевропейское учение о бесконечном прогрессе общества и культуры». Индустриализм впервые породил способ производства, обладающий самоподдерживающейся способностью к росту и экспансии. Стремление к расширению производства и повышению производительности труда не было естественным, вечным мотивом в деятельности людей. Это новое качество, ставшее важным элементом социального порядка, требовало идеологического обоснования и нашло его в идее прогресса, которая приобрела силу естественного закона. Эта идея легитимировала и разрыв традиционных человеческих отношений, включая «любовь к отеческим гробам», и вытеснение чувств солидарности и сострадания.
Эта связь прогресса и социального нигилизма, порождающая волны антропологического пессимизма, создает особый культурный фон (вспомним «Закат Европы» Шпенглера). Страстный идеолог идеи прогресса и философ нигилизма Ницше поставил вопрос о замене этики «любви к ближнему» этикой «любви к дальнему». Исследователь Ницше С. Л. Франк пишет: «Любовь к дальнему, стремление воплотить это «дальнее» в жизнь, имеет своим непременным условием разрыв с ближним. Этика любви к дальнему ввиду того, что всякое «дальнее» для своего осуществления, для своего «приближения» к реальной жизни требует времени и может произойти только в будущем, есть этика прогресса, и в этом смысле моральное миросозерцание Ницше есть типичное миросозерцание прогрессиста. Всякое же стремление к прогрессу основано на отрицании настоящего положения вещей и на полноте нравственной отчужденности от него. «Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих».
Идея прогресса преломилась в общественном сознании буржуазного общества в убеждение, что все новое заведомо лучше старого, так что новизна стала самостоятельным важным параметром и целью. Это сняло многие ограничения, на которые наталкивалась экспансия производства — прогресс переориентировался на сокращение жизненного цикла производимой продукции, ускоренную смену ее поколений. Это породило совершенно особое явление — экономику предложения и общество потребления.
