Наконец, шесть лет разрушали тот принцип, в котором сама сущность государства — право и обязанность власти (и только власти!) применять насилие. Вот определение теоретика государства Макса Вебера: "Современное государство есть организованный по типу учреждения союз господства, который добился успеха в монополизации легитимного физического насилия как средства господства и с этой целью объединил вещественные средства предприятия в руках своих руководителей". Другими словами, насилие государства, осуществляемое через учреждения (а не по произволу) является законным. Государство, чтобы быть таковым, должно охранять свою монополию на насилие и распоряжение оружием ("вещественными средствами"). Там, где оно отказывается от этой тяжелой обязанности, право на насилие захватывают другие силы. И это несравненно страшнее. Если власти хоть на короткий срок выпускают монополию на это ужасное средство, вернуть ее становится очень трудно — государство рассыпается, из него вынимается главный его корень.
Но ведь лейтмотивом всей перестройки и было снятие легитимности насилия как средства государственной власти. На это была направлена кампания против всех правоохранительных органов, а затем и против армии. А под этой дымовой завесой лишили государство монополии на насилие. С разными оправданиями возникли внегосударственные союзы господства с помощью насилия. И важно, что все эти вооруженные формирования стремятся в глазах населения стать "как бы государственными" — они сразу же появляются в форме. Вид единой формы оказывает огромное воздействие, придавая даже банде статус почти законной силы. Перестройка — явление особое, здесь даже крайне антисоветские силы устанавливали свою власть на улице не просто в форме, а в советской форме, используя обмундирование с государственных складов. Вид их не просто действовал на подсознание, а вызывал шок — расщепление сознания. Это само по себе преступно, и по международным конвенциям использование на войне чужой формы карается смертью.
Результат — разрушение государственности. А это преступление перед нацией, ибо индустриальное общество без эффективного государства выжить не может, одичание в нем происходит очень быстро (в этом смысле аграрное общество устойчивее). Государство — огромная и сложная машина, которую строило множество поколений, высшее достижение цивилизации, с такой кровью и конвульсиями восстановленное после гражданской войны, практически уничтожено. Его возрождение опять будет стоить огромных лишений и жертв. Если бы за это взялись демократы, они искупили бы часть вины — но у них не наблюдается и понимания того, что они натворили. Одна выдача Парфенова латвийским спецслужбам — событие огромной важности, еще не оцененное во всей его разрушительной силе. А таких случаев не счесть.
