– Я не спешу.
– Ну так я мигом.
Тетка замкнула палаточку вместе с сумками и проворно заспешила в сторону группки панельных двухэтажек, стоявших чуть поодаль. Я опустился на бордюр и закурил.
Неожиданно словно увидел себя со стороны: неприкаянный, уже немолодой субъект, крашенный в седого лоха, в пиджачке с чужого плеча, сидит на какой-то раздолбайской станции и курит. Не желая ни о чем думать, не желая ничего просчитывать, и вообще ничего не желая.
Скрип тормозов даже насторожиться не заставил. Лениво поднял голову и увидел колеса ношеной иномарки.
– Мужик, ты чего здесь расселся? – спросил, не выходя из кабины, мальчонка с идиотской стрижкой, круглым лицом и в майке. Цепь на его шее была совсем еще тощей, видно, недавно дослужился до смотрящего здешних палестин, вот и не терпится ему, как покойному великому вождю Ким Ир Сену, руководить на месте. Хм, вот что интересно! А ведь цепями крутые украшали себя во все времена! Будь это герцогская цепь властителей Вероны, королевская – повелителя бриттов, или идиотская – как у совсем уж запоздавших в развитии представителей бритоголовой моло-дежи, безнадежно отставшей от времени аж на целую пятилетку.
– Ты чё, седой, оглох в натуре? Фуй ли расселся?
Не, я не прав. Москва есть Москва, на то она и столица, а в провинции чем еще занять себя новому поколению, если денег даже на пепси не хватает? И при выборе, что купить, презерватив или пиво, покупают завсегда пиво?.. И все же – противно. У интеллектуалов, живущих в столице, теплится надежда на нечто цельное и здоровое, что тихонечко так зреет и набирает силу в некоей хрестоматийно-тихой провинции, чтобы потом расправиться во всю мочь и явить миру… Бред все это и ничего кроме бреда. Сказать, что будут разочарованы, – ничего не сказать. Если после Мишкиного правления страна и стояла на краю пропасти, то с тех пор она сделала большой шаг вперед.
– Вставай, я тебе сказал! А то я выйду, подмогну.
И чего этому самцу гориллы не жилось там, в пампасах?
– Ну выйди, – согласился я.
Парень оказался здоровяком. Он обошел автомобиль и направился ко мне, окончательно рассмотрев, что «борзый» – просто какой-то задрот из ученой конторы, такого на правиґло поставить сам Бог велел.
– В свертке чего? – Парняга пнул ногой пакет.
Я медленно и не очень ловко поднялся. Ни спорить, ни препираться мне не хотелось: не знаю как кто, а я искренне считал свой лимит неприятностей за крайние сутки исчерпанным, а план, если таковой существует в неких заоблачных верхах, перевыполненным самыми стахановскими темпами. Но видно, там решили бросить меня по совокупности еще и на борьбу с провинциальным хамством.
