Найюр в ужасе смотрел на ворона.
— Я не принадлежу ни к какому народу, — прямо ответил он.
Испытующая тишина. Тварь посмотрела на него внимательно, словно принужденная вновь возвращаться к каким-то давним условиям.
— Возможно, — сказала она. — Но что-то тебя с ним связывает. Иначе бы ты не стал его спасать. Не стал бы убивать мое дитя.
— Ничего меня не связывает! — выплюнул Найюр. Тварь в курьезной птичьей манере склонила голову набок.
— Но прошлое связывает нас всех, скюльвенд, как тетива направляет полет стрелы. Все мы нацелены, направлены и выпущены. Остается только увидеть, куда мы вонзимся… попадем ли мы в цель.
Он не мог глубоко вздохнуть. Мучительно было поднимать глаза, словно все вокруг клацало миллионами жующих зубов. Это происходит на самом деле. Почему ничто не может быть простым? Почему ничто не может быть чистым? Почему мир постоянно унижает его, оскорбляет? Сколько он еще выдержит?
— Я знаю, за кем ты охотишься.
— Ложь! — взревел Найюр. — Все ложь!
— Он ведь приходил к тебе, не так ли? Отец Воина-Пророка. — По личику твари скользнула легкая насмешка. — Дунианин.
Скюльвенд смотрел на тварь. Его разум сокрушали противоречивые чувства — смятение, ярость, надежда… Он ухватился за последний оставшийся след, единственный истинный след. Его сердце всегда знало, что это верное чувство.
Ненависть.
Он стал очень спокойным.
— Охота закончена, — сказал он. — Завтра Священное воинство выступает на Ксераш и Амотеу. А я остаюсь.
— Тобой сделали ход, и больше ничего. В бенджуке каждый ход знаменует новое правило. — Маленькое личико взирало на него, лысый череп сверкал в лунном свете. — И это новое правило — мы, скюльвенд.
Крохотные, невероятно древние глазки. Намек на мощь, гудящую в жилах, сердце и крови.
— Даже мертвым не избежать доски.
Когда Ахкеймион нашел Ксинема в его покоях, маршал был абсолютно пьян. Ахкеймион не мог припомнить, когда тот в последний раз так надирался.
Ксинем закашлялся — словно гравий бросили в деревянный ящик.
— Ты это сделал?
— Да…
— Хорошо, хорошо! Ты ранен? Он никак тебя не задел?
— Нет.
— Они у тебя?
Ахкеймион сделал паузу, не услышав «хорошо» после своего ответа на второй вопрос Ксинема. «Он хочет, чтобы я тоже страдал?»
— Они у тебя?! — выкрикнул Ксинем.
— Д-да.
— Хорошо… Хорошо! — ответил Ксинем. Он вскочил с кресла, но это движение казалось таким же напряженным и бесцельным, как и все остальные его действия после потери глаз. — Дай их мне!
Он выкрикнул это так, словно Ахкеймион был аттремпским рыцарем.
