— Жалко ему, что ли…
— И на судно залез бы? — Иринка не спускала с него глаз.
— А чего ж нет? Если бы не орали…
Костя и вправду залез бы. И не только на это судно — к черту на рога! Вдруг он заметил, что Люда испуганно смотрит на его ободранные до крови руки. Костя поспешно спрятал их в карман.
— А что там за кружки из жести? — Женечка, задрав свою маленькую, как у воробышка, голову, показал на круглые щитки на канатах возле отверстий в борту, в которые уходили канаты.
— От крыс, чтобы по канату не забирались, — сказал Костя и тряхнул копной волос.
Вдоль гранитных ступеней набережной море гнало волны, обдавая холодными брызгами столпившихся курортников. Они с веселым ужасом шарахались от гранитного барьера и, как только брызги очередной волны дождем опадали на асфальт, снова приближались к барьеру, поджидая новой атаки моря.
«Играют, как маленькие», — подумал Костя, шагая с ребятами по набережной. К причалу с оглушительно-бодрой музыкой подходил теплоходик. Его сильно мотало. Он был почти пустой, и, когда пришвартовался, один из матросов, стоя у трапа, протягивал бледным от качки пассажирам руки, помогая сойти с пляшущего суденышка.
— Бедняги, — вздохнула за Костиной спиной какая-то женщина. — От одного вида, как их болтает, меня мутит… За сто рублей не вышла бы сейчас в море!
— А за миллиард? — спросил Костя. Стоявшая возле него Люда громко хмыкнула, и Костя почувствовал себя немного уверенней. Обняв Иринку и положив на ее плечо подбородок, Люда смотрела на море.
По радио объявили об отходе теплохода «Лебедь» в сторону Скалистого и указали кассу, в которой можно приобрести билеты.
— Юмористы! — усмехнулся какой-то дядька в шляпе с обвисшей бахромой. — Такой шторм, а они продают билеты…
— Разве это шторм? — спросил Костя, и Люда прыснула еще громче. — Вы что, шторма не видели?
— А что ж это? — обиделся дядька.
— Волнение, и совсем пустяковое! Детское! — Костя увидел, как округлилась в улыбке Людина щека, и теперь он ничего больше не хотел, лишь бы ей было интересно и весело с ним.
— Я запретил бы продавать билеты! — проскрежетала все та же шляпа с обвисшей бахромой, и Костя почувствовал к нему неприязнь: он слишком много брал на себя, этот взрослый, дай ему волю — во все будет вмешиваться и мешать жить другим, особенно ребятам.
— А зачем запрещать? Не судите всех по себе! Пусть кто хочет катается!
— Много ты знаешь! — рассердилась шляпа с бахромой.
— Мало знаю, куда меньше вашего… Но что знаю, то знаю!
