— Сам знаешь… Давай провожу тебя?
Теплая волна подхлынула к Костиному сердцу и залила, затопила, но тут же его кулаки сами по себе сжались, и он рубанул:
— Плевать мне на них! Пусть только сунутся…
— В порошок сотрешь? В пыль?
— А ты что думал?
— Ну и храбрец ты, Лохматый! — Сашка мягко, открыто, совсем по-мальчишески улыбнулся ему. — Когда еще увидимся?
— Когда хочешь, — сказал Костя и что-то в нем томительно и тайно защемило, заныло, затосковало. — Я-то что, я могу к тебе, если хочешь, хоть завтра прийти…
— Завтра? Ну что ж, валяй завтра! Держи лапу…
Глава 6. ОТЕЦ, МАМА И КНИГИ
Забравшись под тонкое одеяло, Костя по привычке лег бочком, поджал ноги и долго не мог уснуть. Уже был первый час ночи, а он лежал с открытыми глазами, слушал посапывание Лени на соседней кровати и вспоминал во всех подробностях сегодняшний… нет, уже вчерашний день: «концерт» под окнами их дома, неожиданное появление Сашки, ссору с дружками, отца и… И конечно же, — а может, это было самое главное — чай у Сапожковых и Людины глаза…
Нет, он ни о чем не жалел, давно пора было рассориться, — ну, Лешка Алфеев и Санька Потехин здесь не в счет, свои парни, и все-таки одно мучило Костю: почему Сашка так ревниво и безоговорочно защищал его отца, как будто знал его лучше Кости? Смешно ведь… Да и как Сашка догадался, что Костя в обиде на отца?
Одно знал Костя: что-то не так стало в их доме, раньше было легче и веселей. По крайней мере для него, потому что до сих пор все мамины подруги и соседки завидуют ей: она так хорошо живет с мужем, у него отличный заработок, у них все налажено — чистота и порядок, он — не пьет, как большинство мужиков, а лишь выпивает для настроения, на других женщин вроде бы особенно не заглядывается, а их, и очень красивых и молодых, видимо-невидимо приезжает к ним на юг; и не из дома все тащит, как многие, а в дом, хотя и не скряга, а работящий, мастер на все руки — вон как оборудовал квартиру! — и нрав у него незлобивый, добрый, щедрый… Все это, может, и верно, да вот мама с каждым днем почему-то все суматошней, — то плачет, то смеется, предупреждая в чем-то отца: «Ну ты смотри, Вася, смотри, не порть себе жизнь… Не перегибай слишком, все может сломаться… Осмотрительней будь… От добра добра не ищут… Чует мое сердце, будут неприятности…» — «Успокойся, ничего не будет, я со всеми по-хорошему и не рву, как другие…» — отвечал ей отец — о чем это они? — да не слишком-то успокаивал маму. Спит она все хуже, встает с солнцем и начинает бесшумно хозяйничать. У отца сон непробиваемый: на какой бок лег, с того и встал, может спать и сидя в кресле, и на балконе, и у телевизора. Люди ходят по квартире, шумные события развиваются на экране, а ему ничего — спит. Поспит так десяток минут или часок — и всю шоферскую усталость, по его словам, как рукой снимет, и снова готов хоть на целую смену сесть за баранку… А еще, заметил Костя, мама стала внимательней следить за собой: любит надевать разные там брошки и кулоны, на пальцах у нее всегда посверкивают толстое золотое кольцо и тоненькие колечки; даже смешно как-то и неловко видеть, как она, будто молоденькая курортница, подолгу смотрится в зеркало, подкрашивает губы, даже подводит веки, и они непривычно для Кости отдают легкой синевой… Совсем ведь некрасиво! Чего это она вдруг? И его, Костю, стала чаще поругивать за плохое отношение к Лене да и к отцу… Знала бы она, о чем он все время думает, поняла бы. Да, как-то не так стало в их доме. Взять хотя бы книги…
