В ней вы найдёте и молитвенность исповедующегося человека, и весёлое озорство игры, и наслаждение от земной мастеровитой работы, и откровенность земной любви.
Червонное небо! Тугая вода
В ночь на Иван Купала
Струями рек, родников пруда,
Млечным Путём в проливных звездах
Тебя и меня обвивала.
И ты — озорная, родная опять,
Прикрыв наготу росою —
Сквозь колдовство и пригляд опят,
Меж крыльев папоротников и голубят
Выходишь к реке босою.
И не поверишь, что вечно озорному, задиристому, песенному Валентину Устинову, стариннейшему моему другу, уже исполнилось 70 лет. А стихи-то пишутся совсем не мудровато-старческие, а будто только-только выбрался на простор русской поэзии, и будто вновь мы с ним в родном Петрозаводске, где Валентин заведовал отделом поэзии в журнале "Север" под присмотром нашего общего старшего наставника Дмитрия Яковлевича Гусарова… И распиваем хмельное винцо на старинном кладбище, читаем стихи и мечтаем о будущем. Впрочем, Валентин и сейчас не лишен мечтаний, новых замыслов, не лишен энергии общего русского дела. Может быть, в жизни своей он и подчиняется жестким московским принципам, но в поэзии, в стихах своих такой же, как и раньше, вольный новгородец, ушкуйник, древний волхв.
Поэзия Валентина Устинова — поэзия зрелого лета. Когда начинают тяжелеть зёрна в колосе, когда плоды набирают сладость, когда земля ощущает предродовые схватки нового урожая. Таких поэтов мало в современной русской литературе. Больше поэтов осени, поэтов весны. Это не в упрёк ни им, ни Устинову. Любое время прекрасно.
Уточнение поэтической направленности помогает мне легче понять стихи Валентина Устинова.
Я таким молодым никогда ещё не был.
Поднимусь на заре и в любимом краю
из горячего жара рассветного неба,
как из красного щёлка, рубаху скрою.
Ощущение зрелого лета ближе русским народным песням. Там и корни поэзии Валентина Устинова, художника эпического по своему мироощущению — даже в его лирических "выходах" пробиваются ростки эпического начала. Оттуда — "тугая ярость забродившей страсти, готовой лить, расходовать и тратить свой дикий хмель без меры и управы". Оттуда идёт и постоянная готовность к радости, жизненный оптимизм, смешение "высокого" с "низким", поклонение Любви. Герои его могут быть трагичны, но никогда пессимистичны, они не боятся жизни, в самый трудный час остаётся для них безусловным: "Любо, парень. Любо на земле!" Валентин Устинов начинался с северных дорог, с самых что ни на есть трудовых будней двужильных людей "кремнёвой породы", живущих в этих пустынных просторах. Верность Северу, верность своей биографии, переплетённой с биографией древнего русского края, не несёт в поэзии Устинова областнических мотивов. Скорее наоборот: через Север поэт приходит к понятию Родины в целом, через свою жизнь — к понятию жизни вообще.
