— Frohe Weihnachten, liebe freunde! (Доброго Рождества, дорогие друзья!)
— Frohe Weihnachten… (Доброго Рождества…)
Утром из окна отеля предстала во всей красе освещённая холодным низким солнцем гора Годесберг с живописными развалинами средневековой крепости на вершине, сокрытая вчера, по нашему приезду в Бонн, вечерней мглой. На этой эмблематической для города горе, в искусно встроенном в крепостные развалины ресторане, 17 января 2003 года после торжественной церемонии бракосочетания в ратуше состоялся свадебный обед, на котором мне, увы, не довелось присутствовать. Теперь, по прошествии без малого пяти лет, мне необоримо захотелось подняться на гору и как бы глазами моей дочери увидеть с горной вершины мир таким, каким увидела она его пятилетие назад в столь памятный и значительный для неё день.
Миновав пустынную в первое утро Рождества площадь, я по пологому подъёму прошёл к перекинутому через автомобильную трассу пешеходному мосту, противоположный конец которого упирался в Годесберг и плавной хордой перетекал в тропу к горной вершине. Я миновал мост, и перед взглядом моим предстало старинное каменное распятие, заставившее застыть на месте в тревожном и одновременно взволнованно радостном состоянии.
Никогда ранее мне не доводилось лицезреть такое распятие. На нём … не было Христа! Казалось, он сошёл с него, оставив на перекладине прибитые гвоздями кисти рук, а на стволе, у комеля, так же прибитые гвоздями ступни по щиколотки, характерно сложенные одна на другую: так миряне инстинктивно складывают и поджимают ступни, когда их начинает донимать холод.
Первая мысль — скульптуру Христа в достопамятные времена сбили варвары — тотчас обнаружила свою несостоятельность. Не были здесь варвары-язычники, не поднимались до этих широт. Да и разве аккуратные немцы, освободив свои земли, не восстановили бы утраченное, особенно если речь, как в данном случае, шла о святыне? Присмотревшись, я различил на кресте выбитые в камне латинские буквы "I" и "S" и окончательно уверовал: то, что я вижу, — и есть изначальная идея распятия; по замыслу анонимного каменотеса Христос покинул этот крест, оставив на нём частички своего тела…
У последнего поворота тропы к вершине, когда за спиной осталось старинное кладбище, раскинувшееся на пологом склоне, на обочине открылась чудная, ладная в пропорциях кирха, дверь в которую была зазывно приоткрыта. Я понял это как явленный мне знак свыше…
Все дни последнего четвертого адвента мне так и не удалось попасть в церковь. Огромные соборы в центре Дортмунда, небольшие кирхи и костёлы городских районов неизменно были заполнены сверх меры прихожанами; шли рождественские службы, и мне, православному, чьё Рождество предстояло позже, в новом году, признаюсь, было как-то совестно отнимать у местных братьев во Христе их законное место в церковных пределах в самый для них высокий религиозный праздник. Сейчас же всё выглядело иначе: меня явно приглашали зайти в храм.
