— Не помешаю? — тихо спросил я, осторожно подойдя к старику сзади и заглядывая через его плечо на улицу.
— Ты не спишь? — вместо ответа безразлично поинтересовался старик.
— Не спится, — пожал я плечами. — А вы чего?
— Устал, — тяжело вздохнул старик.
— Устали?..
— Жить устал, — бесцветно произнёс старик. — Долго…
— Не надо так говорить, — попытался успокоить я его. — У каждого на Земле свой срок. Только Бог знает, кому и сколько отмерено…
— Бог? — усмехнулся старик и полуобернувшись кинул на меня пронизывающий взгляд с хитрым прищуром. — Бог-то, он всё знает… А ты в Бога веришь?
— Почти поверил… На Афганской… — произнёс я, с удивлением понимая, что память понемногу возвращается. Значит, я был на Афганской войне! Конечно! Я был солдатом на Афганской войне! Я это вспомнил!
— Вижу, не веришь по-настоящему…
Старик не договорил и отвернулся. А мне так захотелось узнать, что могли означать его последние слова и усмешка? И вдруг я понял, что сам, без посторонней помощи вспомнил не только про Афганистан.
— Апполинарий Эрастович! — чуть не заорал я от радости во весь голос. — Я вспомнил! Я всё вспомнил!
— Ну и хорошо. Не кричи. Пошли спать, сынок, — ещё раз взглянув на звёзды, тихо произнес старик, положив мне на плечо большую тёплую ладонь. Его прикосновение подействовало успокаивающе, а в слове «сынок» послышалось столько доброты, что мне стало ещё теплее.
— Вы обещали рассказать о пришельцах, — напомнил я.
— Сегодня ещё не время.
Старик повернулся и пошёл к кровати. Я озадаченно двинулся за ним.
— Завтра к тебе придёт следователь, — как бы между прочим, сообщил укладывающийся спать сосед. — Не подписывай больше никаких бумаг. Ты и так лишнего на себя взял.
Я хотел спросить — откуда вам это известно? Но сосед произнёс:
— А теперь всё — спать. Все вопросы — завтра.
Я радовался тому, что память стала возвращаться уже не короткими отрывками, а целыми периодами прожитых лет, и думал, что не засну до утра, выстраивая воспоминания согласно жизненной очерёдности, но мои веки сами собой стали тяжелеть. «Надо обязательно спросить старика, как меня зовут…»— успел подумать я и уснул.
Среда
После завтрака меня действительно вызвали к следователю.
— Кажись больным, — напутствовал меня старик. — Пожалуйся на голову.
После его слов у меня на самом деле в теменной области головы возникла и стала усиливаться боль.
Когда я входил в кабинет к следователю, голова моя уже не просто болела, а раскалывалась, и казалось, что она уже не принадлежит мне. Подступала тошнота. Никакой беседы со следователем не получилось, и ничего подписывать я не стал.
