Эта дамочка вечно ко мне цеплялась -
И то ей не так, и это…
«Кто спину тебе исцарапал?»
«Да без понятия, детка, наверно -
ты…»
«Спутался с новой шлюхой?!»
«Что за засос на шее?
Горячая, видно, девка!»
«Где? Детка, я ничего не вижу».
«Где?! Вот же! Слева – на шее,
Слева!
Видно, завел ты ее круто!»
«Чей у тебя номер записан
На спичечном коробке?»
«Что там за номер?»
«Вот этот вот! Телефонный!
И почерк – женский!»
«Да сдохнуть мне, если помню, откуда он взялся…»
«Вот позвоню сейчас – и проверю,
Да, позвоню!»
«Действуй давай».
«Нет, я порву его в клочья, номер этой мерзавки,
В клочья порву!»
«Ты трахался с нашей соседкой!
На нашей кровати!
Пока я была на работе!»
«Чего?»
«Мне другая соседка сказала! Сказала – она явилась
Прямо в нашу квартиру!»
«Ах, эта… она просто сахар
У нас одолжила».
«Сахар, как же! Ублюдок, ты ее трахал
Прямо у нас дома, прямо на нашей кровати,
На глазах у нашего пса!»
«Да она только сахар просила, она здесь
Пару минут пробыла».
«По-быстрому перепихнулись?!»
А потом я узнал – она трахалась с доставщиком пиццы
Прямо в его фургончике,
Трахалась с продавцом столовых приборов
В мужском туалете, у писсуара, .
В кабинке для инвалидов.
И было еще что-то такое с газовщиком -
Полагаю, минетик, не больше.
Она выставляла меня дураком,
Прикрывалась щитом своих обвинений -
А сама изменяла напропалую,
Чуть ли не каждый день.
А когда я припер ее к стенке, она
Ответила мне:
«И ЧТО?!»
Я ее выставил.
Мы из-за пса судились – выиграла она.
И когда молодая соседка снова зашла
Спросить сахарку,
Она задержалась подольше,
Чем на минутку-две…
Game Day
У бабки моей была большая проблема
С испусканием газов.
Она бывала у нас только по воскресеньям.
Садилась к обеду -
И испускала газы.
Она была очень толстой,
Ей было восемьдесят,
Любила большие стеклянные брошки -
Вот первое, что вы замечали,
Не считая, конечно, газов.
Она испускала газы,
Стоило только подать обед – громкими залпами
С перерывами где-то в минуту, Так -
Раза четыре иль пять,
Пока мы клали на тарелки печеный картофель,
Разливали подливу,
Резали мясо.
Никто не сказал ей ни слова,
Тем более – я.
Мне было всего шесть лет.
Говорила только она – моя бабка.
После четвертого или пятого залпа
Она усмехалась небрежно:
