— А даром мне почему-то никто и не предлагает, — ядовито заметила я.
Банкир прекратил шастать по кабинету, как-то разом успокоился, точно хамелеон, быстро свыкающийся со сменой обстановки, вернулся на свое место и тяжело опустился в кресло.
— Ну хорошо, — бросил он мне, словно милостыню. — Да, я немножко приврал. Но немножко. И лишь для того, чтобы не влезать затем глубже в то, что не имеет, по существу, особого значения. Чтобы не уходить слишком в сторону.
— Ну конечно, — не поверила я. — И что же это, по-вашему, «немножко»?
— Во-первых, Марина. Да, я с нею состою в разводе. Уже много лет.
— Два года, — вспомнила я, что говорили старушки на скамейке у подъезда, где жила бывшая супруга Лазутина.
— Почему два года? — поднял он брови. И я поняла, что носители информации мне несколько приврали. Что ж, следующий раз придется учитывать их старческий склероз. — Больше. Хотя… какая разница?
— Как знать?.. — многозначительно промолвила я, делая загадочное лицо. И вновь повторила: — Как знать?..
— Разошлись мы с ней, как расходятся все нормальные цивилизованные люди, — продолжал Лазутин, игнорируя мою загадочность. И тут же начал объяснять, что он понимает под разводом по-цивилизованному: — Никто ни к кому не имел никаких претензий. Все чинно, благородно. Мы прожили с ней довольно долго. Настолько долго, что успели друг другу надоесть. Если бы у нас еще были дети, то, может, все по-другому сложилось бы. Ребёнок всё же как-то скрепляет союз. А так…
— А почему у вас не было детей? — перебила я Лазутина.
— Сначала я не хотел. Потом она не желала. А в конечном счете — успели друг к другу охладеть на столько, что о ребенке и говорить уже не стоило. Мы разошлись. Я пообещал ее поддерживать — материально, все-таки столько времени прожили вместе. И любовь у нас была. Черт побери, была ведь, никуда от этого не денешься. Как и от того, что она улетучилась.
— Ну что ж… Вы поддерживали ее материально, после развода. И неплохо поддерживали, видимо. Она, как понимаю, нигде не работает. Разъезжает на машине либо целыми днями спит дома. Так?
— Это её дело, как себя вести. Она свободна, — насупился банкир. По всей видимости, тема эта ему была неприятна. Может, он прежде не раз указывал своей бывшей супружнице на её безалаберный образ жизни, а та, настаивая на своей свободе, отговаривалась: мол, живет как хочет, и терроризировала своего бывшего муженька, который не осмеливался прекратить её финансировать. А почему, впрочем, не осмеливался?
