Россия в неволе | страница 73
Короче, обычная интеллигентская муть. Семь лет сидеть бок о бок с любимым человеком, в чем тут наказание? И в первую очередь тут намудрил драгоценный Ф.М. – ну не мог такой человек, обыватель по сути, написать такую статью. Об этом не пишут… Хотя в литературном мире, в испорченной геометрии, возможна и такая подтасовка вещдоков, вполне допустима – как и в реальности.
Отступление о духе времени: сегодня бы в духе американских триллеров досняли бы и этот сюжет до логического обывательского конца: как настоящий убийца-психолог, маляр-Николка, улыбается, вновь перечитывая статью Родиоши, идеолога блатного мира. И ухмыляется загадочной улыбкой, и бережно прячет эту статью за пазушку. И вновь достаёт топор. Николка знал, что обведет Порфирия своим признанием, мёртво подставляя Родиона. Жаль только, капусты не очень много срубил на всех этих любителях излишней психологии, на всех этих страдающих философах. Будут и другие. А этот – пущай, тихими стопами – и ты у цели. Реальность таких сюжетов доказывает сама жизнь, далеко ходить не надо – статеечками про новое демслово уже воспользовались Боря Березовский, Рома Абрамович…
Это всё к тому, что все настроения Ф.М. при всей их оправданной художественными рамками реалистичности в самой реальности – пусть сегодняшней, более жесткой, чем вчерашней – наивны и идиотичны для тех, кто побывал на этой войне добра и зла.
Танкист крутит у виска – на хрен он признался, идиот что ли? Какой смысл – душа? душа горела? а просто пришил двух человек, двух жмуров положил в метре друг от друга, взял кое-что, да так и не воспользовался – чем тогда думал вообще, душа у него горела… Пошел бы, хотя бы на кошках, что ли, потренировался, слабак…
Хмурый считает, что книга сильная, очень даже реалистичная, но в детальные рассуждения не входит, сам что-то скрывает, задело что-то. При разговорах о душе, покаянии – сразу настораживается, будто не просто хочет услышать, что Бог есть (что он и слышал, и видел, и читал, и искал повсюду), а что есть не только в Евангелии, Достоевском, Пушкине (а он прочел гораздо больше), а что Он есть вживую, где-то кто-то Его коснулся, хочет убедиться, что кое-что из этого, а может и всё – правда – пусть не видимая в жизни ни разу, но смутно ощущаемая через что-то, что ворочается в груди, что не дает спать, что иногда тревожит мысли, настойчиво, а главное – неоспоримо.
"Преступление" много кто читал – книга издана двадцать лет назад в местном издательстве, и славно потрепана, от начала до конца. Вот только с какой целью? Система – понятно, подсовывает книжку, чтоб читали, разумели, совестились. Но ведь, читают и разумеют многие, и видят, что раскольниковское "новое слово" – давно уже и не новое, реализовано в России не в полном объеме (если толковать его буквально, как руководство к действию) а с многократным перевыполнением – убивают и старушек, и молоденьких девушек – и из-за серёжек, и "гробовых" скопленных с пенсий, склоняя к проституции, да и почти просто так – и не задумываются, более того, считают, что имеют на это право… И вовсе не потомки и идеологические последователи Родиона Романыча или французского императора. Целый мир, живущий этим "новым словом" – не раскаивающийся, не содрогающийся от содеянного греха, даже не ощущающий его за грех, принимающий наоборот, всех кающихся – или за идиотов, или за людей второго сорта – этот мир образовался на шестой части планеты. Похожие на Родиона юноши с идеями переустройства мира начали это переустройство именно с этого – безнаказанного, нераскаянного убийства. Пламенные были малыши, черненькие, дерзкие, картавенькие – вышибали и золото, и камешки, на нужды своей идеи…