— Хорошо, Георгий Александрович…
Оказалось, что дело не потребовало больших усилий, и он несколько обмяк.
— Разумеется, это относится только к Японии, в Ленинграде делать этого вам не придется, — сказал он.
Я скромно сказал:
— Спасибо, Георгий Александрович.
После новой цезуры с какой-то неуверенной интонацией он предположил:
— Костюм Иллича должен вам подойти… Мне кажется, вы одного роста, — очевидно, историю с примеркой костюма Гриши Гая ему рассказали подробно.
Упрощая разговор, я сказал:
— Да, Георгий Александрович, этот костюм, думаю, подойдет. — И добавил: — С утра начинаю работать над ролью.
Гога недоверчиво вскинул брови:
— Там нет никакого текста…
— Тем более, — сказал я, — работа сложнее.
Тут наконец он хмыкнул и засопел.
Выступать в пользу Иллича, так же, как затевать разговор о Гае, было не только бестактно, но и бесполезно.
— Я рад, что «Мещане» все-таки едут, — сказал Р.
Он живо подхватил:
— Как вы понимаете, я тоже!..
Читателю, не пережившему наших побед, скажу напрямик: я считал и считаю Большой драматический эпохи Товстоногова лучшим театром всех времен и народов, а «Мещан» — лучшим спектаклем этого художника. Мое заявление, конечно, декларативное и отчасти вынужденное, должно было прозвучать давно и наконец прозвучало во избежание возможных кривотолков, которых невозможно избежать.
Кривотолки были и остаются на театре проверенной принадлежностью, являясь оружием нападения и средством защиты, особенно для тех патриотов, которые не стесняются называть себя именно так, в отличие от других, которые почему-то стесняются.
Подобное расслоение происходит и на театре политических представлений, и в самом обществе, очумевшем от неудач, и с каждым годом становится очевиднее, что «патриотами» в подавляющем большинстве величают себя лица неодаренные или одаренность утратившие, в собственных силах неуверенные, а оттого и развивающие в себе инстинкт стадности и постоянно самоутверждающиеся с помощью визга или обезьяньего поколачивания кулаками в собственную грудь.
И поскольку время от времени возникает общественная опасность кулачного нападения «патриотов» на всех остальных, автор рекомендует последним, то есть остальным, хотя бы из чувства самосохранения запастись парой простых и желательно искренних деклараций на крайний случай. Например: «Я считал и считаю Большой драматический эпохи Товстоногова лучшим театром всех времен и народов…» и т. д.
Конечно, если крайний случай все-таки наступит, декларации никого не спасут, но при этом сохранится слабая надежда избежать хотя бы кривотолков.
