Еще Глеб Струве подчеркивал значение статьи Ходасевича, «заслуживающей внимания во многих отношениях: хорошо написанной, глубокой и оригинальной» ; он также указывал на новаторство трактовки «Пана Тадеуша», идущей вразрез с общим мнением русской критики, признававшей поэму шедевром поэта. К замечаниям Струве можно добавить ряд соображений. Вероятно, в порядке реакции на всеобщее равнодушие и даже враждебность русского читателя по отношению к великому польскому поэту Ходасевич отныне отзывается о Мицкевиче исключительно положительно. Безграничное и безусловное почитание Мицкевича доходит до оправдания национализма этого поэта-трибуна: касаясь его ненависти к России, Ходасевич говорит о тех, против кого она была на самом деле направлена. Он словно отождествляет себя с Мицкевичем, отстаивая право поэта предаться воспоминаниям (как сделал тот в «Пане Тадеуше»). По сути, Ходасевич и сам претендует на такое право: ведь ранее, в 1933 г., выход в свет «Младенчества», его детских воспоминаний, вызвал негодование и возмущение левой эмиграции. Упреки в мании величия так больно ранили Ходасевича, что он отказался от мысли продолжить работу над книгой, — и все же в первых строках статьи о «Пане Тадеуше» вновь звучит трепетная автобиографическая нотка.
Ходасевич завершает статью, цитируя в собственном переводе знаменитую «Литанию пилигримов» из «Книг польского пилигримства» (1832) — трогательную молитву о свободе и независимости народов:
«О великой войне за свободу народов
Молимся Тебе, Господи.
Об оружии и знаменах наших
Молимся Тебе, Господи.
О счастливой смерти на поле брани
Молимся Тебе, Господи.
Об успокоении костей наших в родной земле
Молимся Тебе, Господи.
О неподвластности, целости и свободе родины нашей
Молимся Тебе, Господи.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Аминь»
KT. С. 217)
Ходасевич скончался в июне 1939 г. в Париже, в возрасте 53 лет. В статье «Богданович», вышедшей в феврале 1939 г., в последний раз упоминается великий «дзяд» — в ссылке на мнение Мицкевича об оде «Бог» Державина (КТ. С. 145), другого любимого Ходасевичем классика.
Оглядываясь назад, осознаешь, что Мицкевич словно отметил своей печатью основные этапы жизни Ходасевича. Мицкевич присутствовал в биологическом и культурном ДНК русского поэта — в семейных корнях, в формировании Ходасевича как художника и человека. Мицкевич опередил своего дальнего родственника на столетие, пройдя путь эмиграции, в которой обоим пришлось пережить постепенное засыхание поэтического источника и переход от поэзии к прозе (журналистике, критике, литературоведению). Обоим суждено было окончить свои дни на чужбине, обоим (и тут Мицкевич оказался для Ходасевича истинным учителем) довелось осознать ту непростую истину, что строить национальную литературу можно даже вдали от родины. Подобно Пушкину, Мицкевич стал духовным ориентиром для Ходасевича, который часто сравнивал этих двух поэтов.
