Но почему автомобиль притормозил прямо перед нашей калиткой? И почему я кинул взгляд на настенные часы - так рано, около пяти утра?
И тут мне стало нехорошо, потому что дверцы автомобиля отворились, и я увидел, что оттуда вылезают два мужика, такие же наглые и мордастые, как те, кто приходили к Иркиному отцу, а между ними - моя мать, трясущаяся и перепуганная.
Они отворили калитку и направились к дому. Я ждал, застыв на месте. Вот открылась входная дверь, вот они протопали через прихожую, появились в комнате и остановились, разглядывая меня. Мать шевелила губами, пытаясь что-то сказать, но голос ей отказал.
– Значит, ты и есть тот мастер, фиговинами которого эта старуха торгует? - спросил мужик повыше и поплечистей. Я рядом с ним вообще казался муравьем. - Думаешь, трудно было тебя найти?
– Я и не прячусь, - ответил я.
– Может, и не прячешься, а незваным на рынок лезешь. Значит, так. Мы тебя от всех хлопот избавляем. Будем забирать твою продукцию, рассчитываться на месте. Сиди себе спокойно в своем углу, ясно?
– И как же вы мне будете платить? - спросил я.
– Нормально, - ухмыльнулся второй. - Двадцать долларов в неделю. И, разумеется, не отлынивать. Продукцию выдавать, как до сих пор.
Предложи они нормальную цену, на том бы все и кончилось, мы бы ударили по рукам и я был бы только доволен, что матери не надо мотаться в Москву, и волноваться, будет сбыт или нет. Но к тому времени мать наторговывала почти на сто долларов, и при этом мы понимали, что мои изделия уходят по очень низким ценам. Да, жили мы замечательно, по меркам нашего города даже богато, я уже подумывал и о новом телевизоре, и о видеомагнитофоне, и о многом другом. Но как-то один знакомый, побывавший в Москве, увидел мое изделие выставленным в центральном художественном салоне, где покупатели в основном иностранцы. И стоило оно там аж сто двадцать долларов! Тогда мы поняли, что многие из наших покупателей - перекупщики, наживающиеся на нас за милую душу. Ну, дали бы они по семьдесят долларов в неделю, я бы согласился. Спокойствие дороже, а разница в тридцать долларов - вполне разумная плата за это спокойствие. И пусть потом сами бандюги получают с моих изделий хоть тысячу в неделю! А они явно рассчитывали на очень большие деньги, потому и пожаловали.
Но в том-то и дело, что люди, являющиеся ночью, с угрозами, никогда не предлагают ничего нормального и разумного. Они хотели запугать нас так, чтобы мы горбатились на них за копейки, и считали, что деваться нам некуда, что мы у них в руках. В самом деле, куда бы мы побежали за помощью?
