Дрожа от облегчения, молодой человек, освобожденный из-под стражи, бросился в дальний конец зала к своим находившимся во взволнованном ожидании родственникам, которые были рады тому, что парень остался в живых, но потрясены огромной суммой, которую им придется заплатить в том случае, если он сбежит и предпочтет прятаться от закона в лесах.
Присяжные и зрители постепенно расходились, и Хью де Релага подошел к Джону.
— Не миновать нам неприятностей из-за этого нового закона, — сказал он. — Шериф привык к тому, что собственность преступников достается ему, привык прибирать к рукам часть из вырученных за продажу орудий преступления денег, привык брать свою долю из штрафов. Конечно, значительная часть все-таки добиралась до казны графства, но, готов держать пари, немало оседало и в его кошельке.
Они шагали по внутреннему двору замка к расположенной у ворот будке охранника. Джон согласился с ним:
— Потому-то он и хотел, чтобы на должность назначили кого-нибудь бессловесного и послушного, вроде Жиля де Мандевилля, управлять которым было бы очень просто.
Де Мандевилль был фаворитом и выдвиженцем де Ревелля, епископа и Генри Риффорда, и вся троица была чрезвычайно разочарована, когда связи Джона де Вулфа с главным юстициаром и самим королем помешали исполнению их замыслов.
У ворот Джон попрощался со своим другом, мысленно уже присоединившись к Гвину, который наверняка уничтожал в кабинете коронера хлеб с сыром, запивая нехитрую снедь пивом.
— Ведите себя поосмотрительнее, Джон. Не суйтесь в темные переулки по ночам, иначе рискуете наткнуться на затаившихся там недоброжелателей!
На полнощекой физиономии помощника мэра расплылась озорная улыбка. Повернувшись, он пошел по подвесному мосту в город.
Джон, чувствуя, как у него потеплело на душе, некоторое время провожал друга взглядом, а затем вернулся по ступенькам в свой мрачный кабинет.
Глава седьмая,
в которой Томас де Пейн едет в Хоунитон
Мул Томаса — резвое неноровистое животное — мерно трусил по дороге. Несмотря на то, что он причинял немалое неудобство измученной спине клерка, ему все же удавалось проделывать добрые четыре мили в час. Поддержанию этой весьма приличной скорости способствовало хорошее состояние дороги, поскольку путь Томаса лежал на восток, по главному тракту, который наиболее часто избирали путники, покидающие Эксетер.
Всего одного погожего дня хватило, чтобы подсушить все лужи, кроме самых глубоких. Голая земля не походила более на трясину, но и не была пыльной. Та часть дороги, что проходила по старому римскому тракту, который использовался вот уже более тысячи лет, по-прежнему была в некоторых местах вымощена булыжником.
