Лишь бы не было войны! | страница 88



отбрасывает свой хвост (до того я знал это чисто теоретически). Потом сделал

большой крюк и оказался у по-монастырски замшелой стены ореховской больницы, где

я побывал лишь раз в жизни: в трехлетнем возрасте у меня было подозрение на

туберкулез (я произносил "беркулез"). К больнице, будто в назидание, примыкало

городское кладбище, в котором покоилась моя прабабушка — ровесница века, которая

в семнадцатилетнем возрасте записалась в один из ударных женских батальонов и

даже воевала (мама рассказывала, что прабабушка нашла в занесенном снегом

немецком блиндаже рецепт изготовления какого-то французского крема для лица в

красочной брошюрке, которую хранила еще полвека). Она закончила институт

благородных девиц в Минске, говорила на трех иностранных языках, а годы свои

провела за конторкой бухгалтера в райсобесе, и вспоминала французский лишь для

того, чтобы перевести какую-то идеологическую банальность из школьного учебника.

Она умерла, когда мне было четыре года — от рака и новомодного лекарства. Так

оборвалась единственная нить, связующая меня с милым сердцу серебряным веком, по

которому я грустил столь безнадежно, будто бы сам пережил его на семьдесят лет.

Я так и не решился проведать ее могилку, поблуждал по кривым улочкам,

застроенным частными домами, и вышел на вокзальную площадь, где стоял в ожидании

пассажиров единственный городской автобус, который-то и номера не имел, а

назывался в стиле революционной романтики "Вокзал — Площадь Ленина". Об этом

автобусе ходили легенды. Никто не видел его в работе. Он так долго ждал каждый

раз достаточного количества пассажиров, что можно было пешком дойти до конца

маршрута и вернуться обратно. На сей раз я решил дождаться отправления, сел в

однодверный "деревенский" автобус, заплатил за проезд три копейки и стал ждать.

Водителя не было, слева от меня две по-деревенски немолодые женщины с жаром

обсуждали последнюю городскую "новость": старая бабка без роду, без племени,

торговавшая на базаре семечками, скончалась позавчера, а в матраце ее кровати

(жила она более чем скромно) нашли ДВЕНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ(!!!) рублей. А я все ждал и

ждал, млея под пекучими лучами солнца.

Наконец пришел шофер, окинул нас взглядом, и стал заводить мотор. Автобус

проехал за пять минут ту дистанцию, которую я вчера преодолел за мечтательных

полчаса. Я вновь был в центре и направил свои стопы дальше — мимо райкома,

молочного магазина, банка и почты в краеведческий музей. Он, как я и ожидал,