Лишь бы не было войны! | страница 38
"распространенное в России мнение, что в Рейхе на каждом перекрестке здоровенные
детины со шмайстерами проверяют документы у держащих руки за головой
обывателей". Я одел его яркую парадную форму старшего курсанта Гейдельбергской
танковой академии войск СС им. Хорста Весселя со множеством аксельбантов и
блестящими эполетами (правда, сверху на мне был мой неизменный китайский
пуховик, и я мог похвастаться, что нигде в мире, от сияющих демократических
пляжей Калифорнии до плацпарадов Страны Восходящего Солнца, второго такого нет —
китайские рисовые поля продолжали стагнировать под японским протекторатом).
Первым делом — по моей инициативе — мы посетили Зоологический музей, где полвека
назад хаживал Штирлиц, проехали мимо Караула N 1 и оказались у Рейхстага,
выходящего фасадом на Кенигс-плац. Справа в отдалении виднелись Бранденбургские
ворота, которые я вчера умудрился не заметить. В другой стороне — в направлении
рабочего района Моабит — был ясно виден гигантский как гора Большой Зал Рейха. Я
ещё никогда не видел такого колоссального здания (хотя уже перед отъездом
обратно в Россию я случайно увидел в новостях не менее гигантский Дворец Советов
в Москве; его все-таки построили на месте взорванного Кагановичем Храма Христа
Спасителя пятьдесят лет назад).
Харальд был отменным гидом, и к середине дня я знал о Берлине почти все. Мы
закусили в ярко освещенном (еще одна берлинская особенность) ресторане на
Бюлов-штрассе и поехали в дальний конец города, где Харальд должен был
встретиться со своим давним другом, уже месяц кряду зазывавшим его на карнавал,
устраиваемый у него в усадьбе. Работал друг Харальда на станции глушения
западных вражеских голосов. Здесь — в Мариенфельде — действительно стоял у входа
во двор патруль с автоматами, но Харальд сказал им скороговоркой несколько слов,
и нас пропустили без малейшей проверки. В главном корпусе за застекленными
дверьми слева и справа по коридору слышался визг приемников, стрекот
пеленгаторов и негромкие разговоры персонала. Искомый нами Ганс Ортвин фон Гюнше
был в акустической — большой комнате, где прослушивались западные радиопередачи,
и откуда в аналитические центры поступали громоздкие бобины со звукозаписью.
Служащие станции глушения подобны платоновским мудрецам, которые, зная обо всех
возможных альтернативах (то бишь валенах), предоставляют публике единственно
правильную.
Коллеги Гюнше ушли в буфет, а он сам торопливо запихивался чем-то вроде
гамбургера, контролируя жужжание звукозаписывающей ленты.