Лишь бы не было войны! | страница 38



"распространенное в России мнение, что в Рейхе на каждом перекрестке здоровенные

детины со шмайстерами проверяют документы у держащих руки за головой

обывателей". Я одел его яркую парадную форму старшего курсанта Гейдельбергской

танковой академии войск СС им. Хорста Весселя со множеством аксельбантов и

блестящими эполетами (правда, сверху на мне был мой неизменный китайский

пуховик, и я мог похвастаться, что нигде в мире, от сияющих демократических

пляжей Калифорнии до плацпарадов Страны Восходящего Солнца, второго такого нет —

китайские рисовые поля продолжали стагнировать под японским протекторатом).

Первым делом — по моей инициативе — мы посетили Зоологический музей, где полвека

назад хаживал Штирлиц, проехали мимо Караула N 1 и оказались у Рейхстага,

выходящего фасадом на Кенигс-плац. Справа в отдалении виднелись Бранденбургские

ворота, которые я вчера умудрился не заметить. В другой стороне — в направлении

рабочего района Моабит — был ясно виден гигантский как гора Большой Зал Рейха. Я

ещё никогда не видел такого колоссального здания (хотя уже перед отъездом

обратно в Россию я случайно увидел в новостях не менее гигантский Дворец Советов

в Москве; его все-таки построили на месте взорванного Кагановичем Храма Христа

Спасителя пятьдесят лет назад).

Харальд был отменным гидом, и к середине дня я знал о Берлине почти все. Мы

закусили в ярко освещенном (еще одна берлинская особенность) ресторане на

Бюлов-штрассе и поехали в дальний конец города, где Харальд должен был

встретиться со своим давним другом, уже месяц кряду зазывавшим его на карнавал,

устраиваемый у него в усадьбе. Работал друг Харальда на станции глушения

западных вражеских голосов. Здесь — в Мариенфельде — действительно стоял у входа

во двор патруль с автоматами, но Харальд сказал им скороговоркой несколько слов,

и нас пропустили без малейшей проверки. В главном корпусе за застекленными

дверьми слева и справа по коридору слышался визг приемников, стрекот

пеленгаторов и негромкие разговоры персонала. Искомый нами Ганс Ортвин фон Гюнше

был в акустической — большой комнате, где прослушивались западные радиопередачи,

и откуда в аналитические центры поступали громоздкие бобины со звукозаписью.

Служащие станции глушения подобны платоновским мудрецам, которые, зная обо всех

возможных альтернативах (то бишь валенах), предоставляют публике единственно

правильную.

Коллеги Гюнше ушли в буфет, а он сам торопливо запихивался чем-то вроде

гамбургера, контролируя жужжание звукозаписывающей ленты.