Лишь бы не было войны! | страница 34



колебался, прежде чем назвать нашу партию социалистической. Но сейчас это не

актуально: социальные проблемы в общем решены, и от человека требуется не

общественная инициатива, а верность присяге.

За разговорами я не забывал отведать всех блюд, которые итальянская прислуга

подавала на стол. За отличными баварскими колбасками с кетчупом последовали

соленые огурцы для аппетита и гусь с яблоками. Потом целое ассорти

рулетиков-штрудель и микробутерброды с явно русской икрой горбуши. Запивали мы

все это отличными рейнскими винами.

После ужина Ингрид пригласила нас в комнату с роялем и спела одну из своих песен

о смелых немецких космонавтах, штурмующих небо и благославляемых из могилы

стариком Кантом. Я же заметил целую фонотеку лазерных дисков и стал их

перебирать: они были с чисто немецкой пунктуальностью рассортированы по жанрам и

хронологически. Начиналось все с народных песен, потом шли пятнадцать дисков со

средневековой немецкой музыкой, потом классика — Глюк, Бах, Вагнер, Шуман,

Штрауссы, Лист, далее отец национал-социалистической музыки Пфицнер и венец

Франц Легар, юбимый композитор Гитлера, потом партийные марши и сборник музыки

из кинофильмов, среди которых затесались "Джентельмены предпочитают блондинок" и

"Кубанские казаки" Наконец, несколько совершенно неизвестных мне фамилий —

корифеи немецкой музыки конца XX столетья. Я поинтересовался у Харальда об одном

из них (кажется, его звали Фридрих Этцель), и он поставил его диск на

проигрыватель. Это были вариации на темы Вагнера, музыка по стилю слегка

смахивала на известный мне "Нью-Эйдж", и в то же время напоминала стиль

Жана-Мишеля Жара.

— Этот стиль называется "Бургундская музыка", — пояснил Харальд на мое замечание

о галлицизме мелодии.

— Кстати, — решил я спросить об одной вещи, давно меня интересовавшей, — это

верно, что Йозеф Геббельс в молодости написал несколько пьес в стиле

Достоевского?

— И не только в молодости! Вот, пожалуйста, — Харальд показал мне в библиотеке

огромный темно-коричневый массив книг, который я поначалу принял за Большую

Фашистскую Энциклопедию. На самом деле это было полное

двестипятьдесятчетырехтомное собрание сочинений второго фюрера немецкого народа

— Йозефа Геббельса. Это было самое гигантское в мире собрание сочинений, благо

автор трудился над ним семьдесят лет. Харальд пролистал последний, справочный

том и подал мне его, раскрытый на сороковой странице.

В обширной библиотеке ромбовидной формы было не меньше десяти тысяч томов: