отличались нордической чопорностью.
Я и не заметил, как мы проехали по мосту через Шпрее и остановились у следующего
светофора, между Строительной Академией им. Альберта Шпеера и Монетным Двором.
Рядом с нами водитель скромненькой "Шкоды", курсант-эсэсовец, пользуясь
вынужденным ожиданием, целовал и обнимал правой рукой свою совсем юную
попутчицу.
Унтер-ден-Линден встретила нас двумя шеренгами свастик-монументов, поставленных
здесь ко времени проведения Олимпиады 1936 года (с тех пор все Олимпиады
приводились в Берлине, а зимние — в Швейцарии; американцы и англичане их,
естественно, игнорировали). В конце этой главной улицы Рейха напротив Военной
Академии имени Адольфа Гитлера было наше посольство — флаг СССР развевался на
влажном ветре. Накрапывающий дождь заставил нашего водителя включить дворники.
Дальше открывался бесконечный безлиственно-серый массив Тиргартена, где старушки
выгуливали своих мосек, а белокурые студентки художественных академий (тоже в
форме) старательно зарисовывали деревья и всяческую парковую скульптуру. Если бы
я вдруг ни с того, ни с сего сказал, что в этом парке мог бы стоять монумент
Вучетича, меня подняли бы на смех, и Вучетич из гроба к нему бы присоединился.
Берлинер-штрассе сменилась Бисмарк-штрассе. Мы быстро удалялись от центра
города. Мама догадалась о моем любопытстве и не отвлекала меня. После
Шарлоттенбурга, где доживали свой век ветераны второй мировой войны — герои
Тронхейма, Сен-Кантена и Хеброна, который еврейские фанатики обороняли целый
месяц, и который был стерт с лица земли на двести лет — машина неожиданно
оказалась в чаще Груневальдского лесничества. Еще несколько минут, и впереди
блеснула темная гладь Хафеля — мы выехали на западную окраину Берлина. Цель
нашего пути была в Шпандау — самом дальнем районе восьмимиллионного
Гросс-Берлина. Между зданием тюрьмы и железнодорожной линией на Гамбург среди
нескольких частных усадеб прямилась небольшая Геббельс-штрассе. В маленькой
сторожке рядом со шлагбаумом и полосатым столбом я зарегистрировался у
коменданта улицы в чине партайфюрера, и мы наконец приехали.
Дом (а Вальдемар в Ленинграде не потрудился описать мне его заранее) был
построен лет сорок назад в неоготическом стиле: от основного его массива
ответвлялись острошпильные мансарды, галереи на контрфорсах, несколько
приземистых флигелей. Все окна были разной формы и напоминали готические соборы.
Ограда, охватываюшая площадь в четверть гектара, контрастировала с этой
