Иерусалим отдан арабам и переименован в Аль-Кудс. Советский Союз признал
основные положения Иерусалимского процесса в декабре 49-го года.
Художественная литература несколько беднее. Книги Набокова, Генриха Сенкевича и
Экзюпери отсутствовали. Зато стоял шеститомник Аркадия Гайдара с фотографией
престарелого писателя в первом томе (романы "Целинные годы" 1958 года, "Он
сказал: Поехали!" 1962 года, "Сибирские истории" 1977 года). Помимо
общеизвестной классики было еще несколько неизвестных мне фамилий: Соколов,
Заварзин, Романовский…
Пока я пролистывал книги, в замке захрустел ключ, и я услышал свой голос:
— Да, это действительно так! Я и сам сначала не поверил! Когда видишь самого
себя, это невероятно. Но если невероятное становится очевидным, его принимаешь
как факт.
— Где он сейчас? — этот голос, без всякого сомнения, принадлежал моей
возлюбленной Виоле. Вернее, ее двойнику из этого мира.
— Да здесь. Вальдемар!
Я вышел. Блондинка Виола была восхитительна в своей мягкой белой шубке из
заячьего меха. А мой двойник помогал ей разуться, наклонившись к ее коленям, как
не раз наклонялся я. При моём появлении Виола вскрикнула.
— Извините, — забормотал я, пытаясь как бы оправдаться, — я сам не знаю, как это
произошло… Это, конечное невероятно, но…
Через полчаса мы ужинали. На столе — копченая мойва, бутерброды, чай с
клубничным вареньем.
— А где мама? — поинтересовался я.
— Она вышла замуж… за немецкого барона… полтора года назад, — отвечал мне
мой двойник в перерывах между пережёвыванием пищи.
— И живет в Германии?
— Разумеется. Берлин. Геббельс-штрассе, 14.
— А я там, — кивнула Виола в мою сторону, — есть?
— Да, — только и смог ответить я.
Я чувствовал себя в самом что ни на есть дурацком положении и старался не
смотреть на нее.
— Вот что я придумал, — сказал после некоторого молчания мой двойник. — Ты
можешь через три дня съездить в Германию. Дело в том, что туда должен ехать я, у
меня уж все готово: все документы, справки, виза и все такое, но мне не хотелось
бы сейчас никуда ехать: я тут диплом пишу, и работы в училище много (я преподаю
в Высшем Военном-Политическом Училище МГБ). Съездишь?
— Хорошо, — ничего другого мне и не оставалось сказать. — Но ты введи меня в
курс дела, чтобы я там глазами не хлопал.
— Ты немецкий знаешь?
— Более-менее.
— Ну, это не беда, полистаешь разговорник. Барон, Иоганн фон Кампенгаузен,
милейший человек пятидесяти лет, полковник люфтваффе, истинный ариец, воевал в
Африке, интересуется русской классической литературой, на досуге музицирует. Он
