И вот перед ним стоит молодой инженер, Леван Хидашели. Высокий, стройный парень. Главный инженер очень хвалил его.
«Парень и впрямь хорош».
Элизбар молча смотрел на него, Леван ждал приглашения сесть, а когда понял, что такового не последует, подвинул стул и сел.
Начальник цеха разозлился. «Поглядите-ка на этого сосунка. Уж он и постоять не может!»
— Вы где-нибудь работали? — произнес он наконец.
— Гораздо больше, чем вы думаете!
Леван говорил с вызовом.
Первое доброе впечатление было испорчено. Элизбару не понравился будущий начальник смены. Он решил испытать парня в деле.
«Споткнешься, нос разобьешь, тогда заговоришь иначе», — думал Элизбар и с особенным нетерпением ждал выхода в смену нового инженера.
Настал и этот день. Левану пришлось работать в утро. Он сменил Нодара Эргадзе.
До выхода на работу он несколько дней потратил на ознакомление с технологией плавки стали для труб. Такой марки Левану плавить не приходилось. Он дважды выходил в смену Нодара. Рабочие уже знали, что Отара Рамишвили переводят в центральную лабораторию, ждали нового сменного инженера. Они не скрывали своего удовольствия по поводу ухода Рамишвили, не скрывали и своей симпатии к новенькому, взглядами и жестами показывали друг другу — видать, крепкий парень.
Перед выходом в смену Леван примчался на завод в полночь. Эргадзе разговаривал со своим мастером.
«Чего он примчался?» — удивился Нодар, увидев Левана.
— Новая метла всегда чисто метет! — смеясь, сказал мастер.
— Нет. Дело тут не так просто, как ты думаешь! — сказал Нодар и пошел навстречу товарищу.
— Не выдержал до утра, да?
Он потащил Левана к будке приборов.
— Ты думаешь, я волнуюсь? Этот этап давно прошел. Понимаешь, я просто должен оглядеться, знать к началу смены, что делается в печах… Сколько плавок ты выпустил?
— Пять.
Они обошли печи. Разговаривать в цехе было трудно, а у печи и вовсе не стоило рот открывать — бесполезно, шум стоял страшный.
На заводе в качестве топлива пользовались смесью естественного газа и мазутной карбонации. И все это пропускалось через пар под давлением в одиннадцать атмосфер.
К этому шипению и рычанию прибавлялись гудки кранов, вагонеток, свистки паровозов, доносившиеся из-за стен. Весь цех гудел и дрожал. Рабочие объяснялись жестами, неистово размахивая руками.
В тот момент, когда Нодар и Леван подошли к первой печи, машинист крана и сталевар оживленно разговаривали именно таким, единственно возможным способом.
Сталевар похлопывал себя по щеке, что значило: подбрось в печь извести.
