Я не просто дурочка, я дура, решаю я однажды. Это происходит после того, как я прихожу домой и вижу: у тебя гостья, то ли одноклассница, то ли девочка с улицы, в доме пахнет пивом и табачным дымом, я делаю замечание, вполне доброжелательно, а ты грубишь, басишь, говоришь гадости на тему «что хочу, то и делаю, потому что взрослый». Простая попытка найти контакт с девушкой принимается в жесткий отбив, я всего лишь хотела узнать ее имя, девушка вполне приветливо улыбнулась и собиралась назвать его, но ты заорал:
– А чего ты допрашиваешь? Тебе какая разница?
При этом ты ведь очень чуткий и умный человек – кричишь, а сам понимаешь, что выглядишь глупо, что твой ранннемужской гонор смешон. Уличив себя в этом, ты злишься еще больше, скандал, выросший из ничего, разгорается, ты уходишь с девочкой и на вопрос: «Когда придешь?» – отвечаешь: «Завтра утром!» – и хохочешь, голос громыхает в подъезде, девочка хихикает. Неожиданно я слышу всё это как бы чужими ушами, брезгливыми ушами какого-нибудь тихого старичка, который в своей конурке на двенадцатом этаже, как эхолот, с утра до вечера прощупывает окружающее пространство, злорадно выискивая в нем то, что раздражает и в который раз убеждает его в глупости, пошлости, примитивности окружающей жизни, не стоящей присутствия в ней, поэтому можно дальше сидеть в своем пространстве и не высовывать носа...
Я не плачу, у меня нет на это сил. Я сижу за столом и вдруг понимаю, что мне ничего не хочется. Ни есть, ни спать. И мне не только ничего не хочется, мне даже ХОЧЕТСЯ ЭТОГО НИЧЕГО. Очень странное ощущение отчаянья, близкого к чувству свободы. Подводная лодка стукается о дно, можно уже не паниковать – выхода нет.
Но темнеет, и всё во мне воспаляется. Я звоню тебе, ты отключен. Тут же истерика. Звонки в больницы. В милицию, в морги. Разговоры с равнодушными людьми. Результат одного из этих разговоров: мчусь в приемный покой какой-то клиники травматологии, ничего не соображаю, сопровождающая медсестра или кто-то, неважно, говорит: «Да, похоже, ваш, куртка светлая, джинсы голубые, ботинки красные с белыми шнурками...»
– Он жив?
– А что с ними сделается? Ну, дали по башке слегка, дурная кровь вытекла – только на пользу.
– Дурная кровь – из головы? Это юмор у вас такой?
– Почему? Вообще-то кровь хоть в голове, хоть, извините, в жопе одинаковая.
Грубое слово меня почему-то слегка успокаивает.
Будто я уже что-то поняла.
И правильно поняла: это оказался не ты, Володя. Да, куртка светлая, джинсы голубые, ботинки красные и даже темные волосы – как у тебя. Но это не ты.
