Оборотень | страница 68



Альв аккуратно, двумя пальцами вернул их на место и перевел дух.

— Сев, ушастик прав.

— Ты принимаешь сторону Риана? — заметно удивился тот. Тоже самое сделал и альв, но гораздо более сдержанно.

— Нет. — тут же насупилась эшсхе, как мысленно называл альв это ходячее злодеяние. — Но Сев, если цветок нам дадут и так, на время, зачем его воровать? Если это самая охраняемая сокровищница, то и не выйдет! Этот же куст… то бишь цветок этот, он же огромный, его даже не спрячешь! А колдуну можешь предложить что-нибудь другое.

Боги, с удивлением подумал альв, иногда вы говорите даже устами глупцов. Не найдя поддержки даже у нее, Севэриан больше ничего не сказал. Оставалось лишь надеяться, что он избежит необдуманных поступков, и угроза, нависшая над племянником не лишит его обычного здравомыслия.

— Послушай ее, в воровстве она понимает. — нехотя согласился альв. — Хотя все равно стоило бы тебе от нее избавиться.

Йин, эта странная находка Севэриана, хмуро глянула на него исподлобья. Глаза у нее были светлые и очень злые. Но если у его друга, когда тот еще находился в человеческом обличье, глаза были светлые, как чистая речная вода, то у воровки они были неопределенного оттенка. Таким бывает сероватый утренний туман, расплывчатый, неясный. Волосы тоже светлые, как разлитое молоко. Даже не желтоватые, "соломенные", как говорят люди, а тот же самый расплывчатый, дымчато-светлый оттенок тумана.

Игры хозяйки Судеб иногда принимали удивительные формы. Возможно, изменения, вызванные проклятьем коснулись и ее, но все же было в Йин, или как там ее, что-то… вызывающее подозрения. Вряд ли благородные альвы, подумал Риан. — Никто из нас не опустился бы до воровства, принципы чести текут у нас в крови. Даже у полукровок. Да, и ростом она не вышла, все альвки, высокие, гибкие, с достоинством несущие себя под небесами. Вряд ли и наши темные собратья. В пещерах, куда не проникает ни единый луч света, кожа становится темной и грубой, а волосы приобретают плотные, насыщенные оттенки ночи, поэтому выбравшись на поверхность, дармы долго не могут насытиться ни солнцем, ни теплом, ни всем тем, что может предложить им человеческий мир. Впрочем, может, ему только кажется, что у нее в предках были нелюди. Слишком уж необычный экземпляр.

— Чего уставился? — невежливо спросила она.

— Я раньше не интересовался, но в чем заключается твое проклятие?

Она помедлила лишь на мгновение. Ровно на тот миг, который позволил бы ей избежать ответа.