— Я не хочу людей убивать, тем более русских.
— Так ведь сейчас война.
— Это не война, когда русские русских убивают. Это бойня, самоуничтожение.
— Однако, вы убивали?
— Я не убивал. Бог миловал. Я в штабе тыловым обеспечением занимался.
— А почему убежал?
— Потому, что командир приказал одного пленного расстрелять.
— Не вы, так другие расстреляют.
— Не расстреляют. Я его отпустил.
— Да, после этого действительно остаётся только убежать. Значит, вы к нам решили перейти?
Штабс-капитан отрицательно помотал головой.
— Я же сказал, что не хочу убивать русских людей. Я присягу давал Родину защищать, а не уничтожать её.
— Кому?
— Сначала государю-императору.
— А потом?
— Потом временному правительству.
— А потом?
— Потом никому.
— Вот что бывает, когда исчезает право. И у нас его нет и у вас. В результате люди начинают убивать друг друга.
— Бред полный, — согласился с чекистом штабс-капитан.
Андрей Петрович так далеко ушёл в свои воспоминания, что даже не заметил, как сказал последнюю фразу вслух. Зато это заметили офицеры политуправления. Они переглянулись и вопросительно посмотрели на полковника, но он этого не заметил, потому что был далеко от них. Был там, где капризная Фортуна могла, улыбнувшись, открыть путь в новую, неизвестную и потому страшную Россию, а могла, как и многих его сослуживцев, препроводить на плаху, без всяких угрызений совести. Неизвестно, чем молоденький штабс-капитан приглянулся Фортуне, но она улыбнулась ему.
— Значит, не хотите русских убивать? — переспросил чекист, — а восстановить право хотите?
— Не понял? О каком праве может идти речь, если я даже приблизительно не знаю, что хочет новая власть?
— Власть у нас народная, а народ не может сформулировать право, потому что неграмотен. Хотите принять участие в ликвидации безграмотности? Дело благородное и убивать никого не надо.
— Так ведь сейчас война идёт!
— Война скоро закончится, или вы сомневаетесь?
— Какие уж тут сомнения?
— Вот и отлично! К тому же вам надо как то существовать, а у нас не только права, но и денег пока нет. Я сейчас вам выпишу направление к комиссару, он вас определит и поставит на довольствие.
И снова судьба резко перевернула жизнь офицера.
Сняв погоны, он с головой ушёл в педагогику. Правда, прошлое не ушло безвозвратно. Оно каждый день напоминало о себе. Дело в том, что, как бывшего офицера, новая власть обязывала молодого педагога ежедневно отмечаться в районном отделении "ЧК". Это обстоятельство не особенно угнетало Андрея Петровича: во-первых, потому что он относил это к неизбежным издержкам военного времени, во-вторых, ни он один был в таком положении, и в-третьих, — районное отделение "ЧК" находилось по пути от работы к дому и эта нелепая формальность занимала буквально несколько минут.
