— Товарищ полковник, — поправил майора Андрей Петрович.
— Да, да, я так и хотел сказать. Так вот, будущее немецкой армии, я полагаю, вам известно. Она скоро просто прекратит своё существование. Поэтому противником её можно уже не считать. Что же касается наших союзников: американцев и англичан, то их армии никто уничтожать не собирается, сейчас, по крайней мере. И сейчас, в свете политического противостояния, именно эти государства являются нашими главными идеологическими противниками. Именно это и пытался вам растолковать докладчик. К сожалению, у него этого не получилось. Он испугался ваших звёзд на погонах. Ему не удалось определить, что вопросы задаёт не советский полковник, а штабс-капитан белой армии.
— Ну, вы и хватили!
— Да, да, вы не ослышались. В идеологической борьбе вы так и остались штабс-капитаном…
Далее диалог превратился в монолог, пересказывать который нет никакого смысла, ибо читатель, давно отвыкший от коммунистической пропаганды, прочитав не более пяти строк, непременно отложит книгу и уже никогда не возьмётся читать автора, страдающего, как минимум шизофренией.
В словах майора не было и намёка хоть на какую-нибудь логику. Она целиком состояла из цитат партийных документов и выступлений политических деятелей различного уровня. При этом майор, вероятно желая показать полковнику своё превосходство в идеологических познаниях, не упускал ни одного съезда и пленума партии, начиная с октября семнадцатого года. Андрей Петрович сначала слушал оратора внимательно, пытаясь разобраться, что собственно он хочет сказать, но потом, поняв, что это совершенно невозможно, только делал вид внимательного слушателя, а сам удалился в своё прошлое.
Ему вспомнились кадетские годы, когда он был совсем мальчишкой. Это было самое лучшее время его жизни. Там не было никакой политики, никаких партий — была только преданность императору и отечеству, а ещё было детство весёлое и беззаботное. Но почему-то всё вдруг внезапно изменилось. Война четырнадцатого года вырвала его из рая. Кадетский корпус был окончен по ускоренной программе, и молодого поручика у которого и усы-то толком ещё не росли, бросили в самое жерло первой мировой войны. Ни офицеры, ни тем более солдаты не понимали: для чего вообще нужна эта война? Кто против кого сражается? Кто кого хочет завоевать? Этого не знали ни немцы, ни русские. На всё воля божья и царя-батюшки, ибо только он и есть помазанник и наместник всевышнего на земле нашей грешной. Однако помазанник, казалось, совсем забыл о своих подданных. Эшелоны с боеприпасами и провизией приходили к фронту всё реже и реже, а вследствие этого, составы с калеками и ранеными отправлялись в тыл битком набитые всё чаще и чаще. Не припомнить, кто первый пустил эту фразу, но вскоре с чьей-то лёгкой руки солдат стали называть пушечным мясом. Такой цинизм резал уши, но к нему вскоре привыкли, и стали так называть не только солдат, но и офицеров. Неудачи на фронте, конечно, расстраивали воинов, но верность присяги и стойкость к превратностям судьбы заставляли честно выполнять свой воинский долг.
