Умелая тактика командира снискала ему славу непобедимого. И поэтому разгром разведроты, которая вышла на задание в составе тридцати человек, а вернулась в составе трёх, вызвал эффект разорвавшейся бомбы.
— Мы даже не поняли, что нас атакуют, — докладывали уцелевшие бойцы.
— Всё произошло стремительно. Когда начали понимать, что творится, всё было кончено.
— А почему вас двое? — спросил командир. — Мне докладывали, что из окружения вышли трое.
— Третий в госпитале, — объяснил партизан.
— Он тяжело ранен?
— Не могу знать.
Партизан начал высказывать свои соображения относительно ранения третьего, но командир его как будто не слушал. Зато его помощник Кузьма, который сидел в тени и наблюдал за происходящим, ловил каждое слово.
— Как же вам удалось спастись? — спросил командир.
— Когда нас стали расстреливать, все бросились кто куда. Все погибли. Спаслись только мы. Это просто чудо какое-то.
— Можете идти, — тихо сказал командир.
— Что? — не поняли партизаны.
— Я говорю, что вы свободны.
Бойцы, обескураженные таким внезапным разворотом, пожали плечами, и вышли из землянки. Полковник остался наедине с Кузьмой.
— Там был коридор, — сказал командир после продолжительной паузы.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Кузьма.
— Кто был третьим, узнал?
— Это он.
— Он не мог знать об операции. Информация проходила по трём каналам. Чтобы всё узнать, надо было сложить три составные части.
— Значит, он их сложил.
— Эта рота погибших на твоей совести, Кузьма.
— Я разорву эту тварь на части! — скрипя зубами, ответил лейтенант.
— Нельзя. Тогда ты никогда не вычислишь остальных. Он один не мог этого сделать.
Кузьма, красный, как рак, вытянулся перед командиром и приложил руку к пилотке.
— Разрешите идти?
— Иди. И смотри не ошибись, как бы он ещё одну роту не положил, а то и больше.
Раскрыть сеть предателей было для Кузьмы делом чести.
Положение штурмбанфюрера СС Шольца было более чем щекотливое. С одной стороны он должен был благодарить судьбу, за то, что она, уничтожив абсолютно всех его сослуживцев, пощадила только его одного, с другой, цена подарка судьбы была чрезмерно высока. Новое начальство смотрело на его чудесное спасение с очень большим недоверием. Рассказать же всю правду Шольц боялся. Последствия могли быть непредсказуемы. Обычно в военное время, когда грохочут взрывы, и каждый день может стать последним, любое следствие проходит очень быстро. По времени оно занимает ровно столько, сколько необходимо чтобы довести подследственного из его камеры до ближайшей стенки. И не сносить бы ему головы, если бы ни помощь русского, который подтвердил, что начальник лагеря запретил как следует допросить шпиона, а напротив, приказал уложить его в отдельную палату и относиться к нему, как к герою. Разгром лагеря и освобождение заключённых штурмбанфюрер полностью перевалил на своего бывшего начальника, благо он был мёртв. Внедрение своего человека в партизанский отряд, который позволил без всяких потерь уничтожить разведроту, штурмбанфюрер естественно целиком и полностью приписал себе. Справедливости ради надо отметить, что это было почти правдой. Тем не менее, результаты расследования уничтожения рудника были отправлены в Берлин для принятия решения. Сослуживцы штурмбанфюрера до прихода решения из столицы избегали общения с Шольцем. Поэтому бывший заместитель лагеря с нетерпением ждал своего русского, чтобы хоть с кем-то поговорить.
