Он в чем-то ее уверял, но Теа не могла сосредоточиться на его словах. От наплыва противоречивых эмоций у нее закружилась голова, и она положила ее ему на плечо. Он посмотрел на нее сверху вниз и, затаив дыхание, зачарованно уставился на ее рот.
Она знала, что надо отвернуться, но не могла. Вместо этого ее рука, крепко обхватив, обняла его за шею, и тогда он нагнул голову и накрыл ее рот своим. .
Она узнала его вкус, это было похоже на возвращение домой. Их языки встретились без всякой неловкости или неуверенности. Голод желания рокотал в его горле, во всем напрягшемся теле, когда он проник в ее рот языком. С привычной непринужденностью он сунул руку ей под футболку и накрыл ее груди. Его пальцы забрались под кружевные чашечки лифчика и коснулись голой кожи, ее сосок уперся в его ладонь. Теа содрогалась от его прикосновений в пароксизме желания и облегчения одновременно, словно всю жизнь страдала от того, что его не было рядом, и только теперь могла, наконец, расслабиться. Для нее никогда не существовало другого мужчины, смутно подумала Тэа, растворяясь в удовольствии от его поцелуя, и никогда не будет. И, хотя их караулит адская пляска смерти, она не могла перестать любить его так же, как перестать дышать.
Его реакция была столь же всепоглощающей и столь же не поддающейся контролю, как и ее. Она чувствовала это по его подрагивающему от напряжения телу, по прерывистости его дыхания, по его отчаянному желанию, столь явному в его прикосновениях. Но почему же тогда во всех их прошлых жизнях он ее убивал? Она отчаянно цеплялась за него, и слезы капали у нее с ресниц. Может быть, все дело в силе его одержимости ею? Может быть, он не мог быть в чьей-то власти, и когда обнаружил, что его уязвимость по отношению к ней стала невыносима, то во внезапной ярости набросился, чтобы покончить с этим? Нет. Она отклонила это предположение, потому что одним из ярчайших видений было спокойствие в его аквамариновых глазах, когда он все глубже погружал ее в воду, и удерживал до тех пор, пока в ее легких не заканчивался кислород. Потом все затуманивалось.
В уголок ее рта скатилась слезинка, и он почувствовала соль ее вкуса. Он застонал, и его губы, оставив ее рот, скользнули по щеке, собирая влагу. Он не спрашивал, почему она плачет, не волновался и не испытывал неловкость. Вместо этого он просто прижал ее поближе к себе, безмолвно утешая самим своим присутствием. Ее слезы никогда не приводили его в замешательство, вспомнила Теа. Сцены прошлого заскользили в ее памяти, как шелковые шарфы, похожие на дымку, но все-таки осязаемые. Нельзя сказать, что она была слезливой особой, но, когда она плакала, причиной ее слез почти всегда был он. Его отклик всегда был точно таким же, как сейчас: он просто держал ее, давая выплакаться, и поступал так всегда, независимо от того, насколько ее расстроил.
