— А когда он увидел вас? Что он сделал?
— О, он очень разгневался. Он был сердит на меня, потому что я привела Вавилонию в это место. — Недоумение на лице Иоанны сменилось сарказмом. — Он ненавидел Алкею.
— Почему?
— Потому что она с ним спорила.
— Понятно.
На самом деле я чересчур хорошо все понимал. Иоанна нарисовала не слишком привлекательный портрет Алкеи. Выходило, что Алкея допускает опасные вольности в поступках, если не в убеждениях.
— Желала ли Алкея его смерти, как вы думаете?
— Алкея? — вскричала вдова. Она взглянула на меня с изумлением, а затем рассмеялась. Но ее смех быстро умолк. — Вы шутите, наверное. Как вам такое могло придти в голову?
— Вообразите, сударыня, что я не знаком с Алкеей. Откуда мне знать, на что она способна?
— Но их изрубили на куски! Пятерых взрослых мужчин!
— Убийц могли нанять. — В ее взгляде отразился такой ужас и смятение, что я невольно улыбнулся.
— Должен признать, однако, что она не занимает первое место в моем списке подозреваемых, — прибавил я.
Это, кажется, ее успокоило; мы заговорили на другие темы, плавно перемещаясь от погоды в Монпелье к бесчисленным добродетелям отца Августина. Возможно, вы осудите меня, но я испытывал большое облегчение, обсуждая моего патрона с близко знавшим его человеком, который не принадлежал к числу моих братьев монахов.
— Он изнурял себя, — заметила вдова. — Он презирал свою собственную слабость. Я сказала ему: «Ты болен. Если тебе нужно приезжать, то оставайся дольше». Но он отказался.
— Он был упрямый, — подтвердил я. — Не спал ночи напролет, питался одними очистками. Он, должно быть, чувствовал, что его жизнь подходит к концу.
— О нет, он был таким всегда. Это у него в натуре. Хороший человек, но слишком хороший. Если вы понимаете, о чем я.
— Да, понимаю. С таким не уживешься. — Я засмеялся. — И ваша дочь такая?
— Вовсе нет. Она кроткая, как ягненок. А он был как…
— Как орел. — Я учтиво напомнил, что ей следует именовать его «отец Августин».
Интересно, часто ли он думал о ней все эти годы? Если бы у меня была дочь, я бы молился за нее каждый день.
— Вы не похожи на Ав… на отца Августина.
— Не стоит труда напоминать мне об этом, уверяю вас. Я великий грешник.
— Как и я. Он не уставал меня этим попрекать.
— Наказание мира вашего, — сказал я, но сия аллюзия прошла мимо нее.
— Поверьте мне, никто из нас не совершенен. А дочь свою он тоже бранил?
— О нет! Никогда. Нельзя бранить Вавилонию, потому что она не в ответе за свои грехи. — Впервые я увидел, что глаза у нее увлажнились. — Он любил ее. Я уверена в том. У него было доброе сердце, но он его стыдился. Бедный. Бедный, а я так и не сказала ей…
