— Наемный убийца мог позариться на вещи, — рискнул предположить я. — Если лошадь и оружие кто-то ему дал, то он — бедный, и решил взять себе вещи, даже рваные и окровавленные, которые можно починить и отстирать.
Роже что-то проворчал. Потом он потянулся и несколько раз пропустил пальцы сквозь свою густую седую шевелюру, как будто чесал шерсть.
— У некоторых есть один враг, готовый порезать их на куски. Но у инквизитора врагов найдется полмира — таких, которые с радостью сварили бы его живьем. Я бы на вашем месте, отец Бернар, отныне вел себя очень осторожно, куда бы я ни шел. То обстоятельство, что стражников тоже изрубили, может означать, что кто бы это ни сделал, он ненавидит всю инквизицию, а не только отца Августина.
После сего обнадеживающего напутствия, звенящего у меня в ушах, удивительно ли, что в ту ночь сон бежал от меня? Нет, я, естественно, и не ложился спать, ибо заупокойную по отцу Августину служили всю ночь. Но вы же знаете, что бывает порой во время всенощной (и конечно утрени) — как бы искренни ни были твои помыслы, в ночной час ты впадаешь иногда в забытье. Однако в ту ночь сонливость мою прогнали размышления об этой гибели, такой жестокой и внезапной и так затронувшей мою собственную жизнь. Должен признаться, что более скорби мною владел страх, и отвращение, и даже (Господь да простит мне это неуместное чувство) жалость к себе, поскольку после кончины моего патрона на меня обрушилось все бремя инквизиторских трудов, требующих исполнения. Как суетны мы, люди, хотя дни наши — что промелькнувшая тень. Как привязаны мы к делам мирским, даже вблизи таинства, которое есть смерть. Итак, вместо того, чтобы возносить мольбы о душе покойного, я принялся вспоминать события того дня, а их было немало: сенешаль отправился в Кассера за телами и для осмотра места происшествия; приор Гуг написал великому магистру, сообщая об этом гнусном злодеянии; епископ написал Инквизитору Франции, требуя замены отцу Августину. А я? Невзирая на всю ожидавшую меня работу, я провел большую часть дня, гадая, кто из претерпевших от отца Августина мог нанять убийцу. Мне пришло в голову, что немногие могли бы сами это осуществить. По той очевидной причине, что они о сию пору находились в тюрьме.
Отец Августин провел в Лазе всего три месяца: за это время он возбудил дела против Эмери Рибодена, Бернара де Пибро, Раймона Мори, Бруны д'Агилар и целой деревни Сен-Фиакр. Я полагал, что ответственность за убийство несет некий горожанин, поскольку арестованные крестьяне не имели на свободе либо семьи, либо денег, чтобы нанять убийцу и вооружить его. Это было моей первой мыслью. Затем я начал размышлять, не было ли преступление, как говорил сенешаль, направлено не против отца Августина лично, но против всей Святой палаты. В этом случае преступником мог оказаться кто-нибудь из арестованных по моему приказу или даже по приказу отца Жака. Внезапно я вспомнил, что отец Августин был первым за много лет инквизитором, выезжавшим за пределы Лазе. На моей памяти его предшественник все время проводил в городских стенах, и сам я редко путешествовал. Напрашивался вывод, что отец Августин сам подставил себя под удар. Возможно, что некий закоренелый преступник много лет вынашивал планы кровавой мести, осуществив ее, когда наконец-то выдалась такая возможность.
