ведет рассказ настолько это возможно, в
хронологической последовательности (курсив С. Абрамовича. —
С. Л.). Там, где Фризенгоф отступает от этого принципа, мы находим специальную оговорку».
И все же одну оговорку, касающуюся всего письма, С. Абрамович не приводит.
«Я запоздал на несколько дней, дорогая Азинька, с отправкой сведенийпо интересующей вас трагедии, — пишет барон, подчеркивая, что его письмо является ответом на сделанный запрос Араповой, — подробности которой Ваша тетушка разыскивала в своей памяти: их было мало, и я предполагал, что, быть может, найдутся еще другие. Но так как это предположение не оправдалось, я напишу Вам последовательно то, что сообщила мне моя жена».
Фризенгоф говорит о последовательных ответах Александры Николаевны на поставленные вопросы, достаточно перечитать последние слова этой фразы. Но даже если Фризенгоф и пытается действительно последовательно передать преддуэльные события, то можно ли его изложение воспринимать как некую математическую формулу, как таблицу истинного развития событий? Другими словами, можно ли выводить уравнение из столь «нечистого опыта», как говорят о научном эксперименте.
Напомню, что Густав Фризенгоф женился на Александре Николаевне Гончаровой в 1852 году, то есть через пятнадцать лет после трагической дуэли. Письмо Александре Араповой написано в 1887 году, то есть через пятьдесят (!) лет, человеком, знающим подробности со слов жены. Историю он и восстанавливает, правильно излагая факты, а Александра Николаевна, перечитав письмо мужа, с фактами соглашается. И уж если какая-то хронология не соблюдена, то не заставлять же восьмидесятилетнего старика все переписывать. Сведения не для печати, это оговорено.
Арапова получает подтверждение того, что ей доверенно говорила Констанция, видимо, это для нее и было наиболее важным.
Думаю, логично представить и другое: во всем письме Фризенгофа факт свидания у Полетики — единственнаяновость, остальное широкоизвестно и много раз оговорено. Вероятно, задавая вопросы тетке, Арапова именно этот вопрос ставила, как основной, первым, тогда и ответ должен был быть первым, то есть написан в том порядке, в каком писалось исходное письмо.
Начав пространное послание, барон спохватывается и возвращается к тому главному, чего настойчиво домогается племянница.
Конечно, за истекшие пятьдесят лет много воды утекло, многое перемешалось: и слухи, и факты, трудно разобраться барону. Он общался с Геккерном, имел какие-то объяснения от него, повторяет сплетню о Гагарине, называет князя автором анонимного письма, уверен, что Геккерн уговаривал Наталью Николаевну, имеющую четырех детей, бежать с его сыном в Париж, правда, и здесь уточняет, подчеркивая давность событий: «Александрина… уже не помнит, было ли это сделано устно или письменно».
