Даже нет у вас герба,
Гимна нет и флага!
А без этого никак
В мире невозможно.
Будет герб у вас и флаг,
Гимн, рубеж, таможня!
Для того, чтобы враги
Вас не одолели, —
Вам наденем сапоги,
Выдадим шинели,
По ружью через плечо —
И в колонны стройся!
Отправляйся, дурачье,
Проявлять геройство!
Если, скажем, ты в стрельбе
Меток по мишеням,
То на ленточке тебе
Мы медаль наденем!
Представляете вы блях
Блеск на гимнастерке? —
Дураки тут «ох» и «ах»,
Прыгают в восторге!
С той поры минуло лет,
Может быть, не мало…
Занял университет
Чуть не три квартала.
И теперь дурак глядит
Пасмурно-нахмурен,
Оттого что эрудит
Этот самый дурень.
Носит он воротничок,
Вид имеет светский,
На груди его значок
Университетский.
С неба дождик лей, не лей,
Ливень иль не ливень —
Не дивится дуралей!
Он не столь наивен.
Все науки превзойдя,
Знает в полной мере,
Как и чем процесс дождя
Вызван в атмосфере,
Знает, что с собой несёт
Расщепленный атом
И кто царствовал в пятьсот
Девяносто пятом!
Он теперь не так-то прост,
Обтесался вроде,
И не выбирает звёзд
Он на небосводе.
Но студент он иль солдат —
Сам не знает толком,
И теперь в него палят
Пулей и осколком.
И стоят на рубеже
У него орудья.
Но в суде давно уже
Не летают судьи.
Да и суд теперь суров,
Не дает он спуску:
Из суда везут воров
Сразу же в кутузку.
Только кару здесь несут
Не одни злодеи:
Дураков таскают в суд
Также за идеи…
Тьма событий на веку:
Учат, судят, ранят.
Не до смеха дураку:
Он ужасно занят.
И дурак совсем не рад,
И живет он в страхе.
Но зато на нем звенят
И сверкают бляхи.
Я с вами проститься едва ли успею.
Ракета на старте, и близится запуск.
Меня высылают на Кассиопею,
В какую-то звездно-туманную зябкость.
Еще я случившимся всем потрясён.
Себя донимаю вопросом невольным:
Зачем я отправился на стадион?
Как я очутился на матче футбольном?
Ракета рванется — и был я таков,
Меня понесет к фантастическим высям,
Не ждите моих телефонных звонков,
Не ждите моих телеграмм или писем.
Трагически выбросив руки вперёд,
В толпу нападавших ворвался голкипер.
Сто тысяч людей на трибунах орёт,
Сто тысяч качается с ревом и хрипом.
Как будто гремит на трибунах хорал
И сто Ниагар низвергается дико,
И как же случилось, что я не орал,
Что я не издал ни единого крика!
Умильно глаза к небесам возведя,
Мне так говорил на прощанье судья:
— Я счастья желаю вам в мире ином.
Вам нечего делать на шаре земном.
Вокруг меня злобою воздух сожжён,
Мотаются лица, гримасами пенясь,
Орут мне — стиляга, кричат мне — пижон,
Шипят — тунеядец, вопят — отщепенец!
Уже адвокаты меня не спасут,
