В глубине зала большую часть стены занимал огромный каменный камин, сужающийся конус трубы которого поднимался к стропилам. У очага полукругом стояли две скамьи с высокими спинками и пара кресел с капюшонами, а основную часть пространства этой мрачной комнаты занимал длинный дубовый трапезный стол. Тяжелые панели стен были увешаны унылыми гобеленами, помогавшими бороться со сквозняками. Пол был выложен каменными плитами — еще одно модное нововведение Матильды, презиравшей обычный камыш или солому, разбросанные по утоптанной земле.
Когда Джон вошел, Матильда сидела за дальним концом стола в ожидании обеда. Хотя с обеих сторон стола стояли лавки, в каждом конце был высокий, с прямой спинкой стул. Вулф и Матильда сознательно занимали их, чтобы держаться как можно дальше друг от друга. Джон закрыл за собой дверь и захромал к жене.
Матильда подняла голову и окинула мужа злобным взглядом — выражение ее лица, напоминавшего квадратную мордашку мопса, было напрочь лишено радушия.
— Ты снова, полагаю, переутомился! А я тебе говорила, что еще слишком рано ездить на таком звере. Одному Богу известно, где ты был, но, думаю, можно догадаться.
Коронер со стуком швырнул палку на стол и пристально посмотрел на жену.
— Я был в Ружмоне, у твоего чертового братца, если хочешь знать! Мне нужна новая комната, желательно не на крыше этого клятой сторожевой башни, а все, на что сподобился твой братец, — это чулан размером с нашу уборную.
Доковыляв до камина, де Вулф бросил в него пару поленьев. Брут неслышно подошел сзади и прилег понежиться в тепле. После упоминания имени шерифа наступила зловещая тишина: Матильда никогда не говорила о брате после того, как ей пришлось просить мужа не разоблачать де Ревелля как потенциального мятежника.
Гревшийся у разгоравшегося огня де Вулф оглянулся на сидевшую к нему спиной угрюмую жену. Хотя та никогда не была красавицей, шестнадцать лет назад, когда его отец устроил эту партию с именитым родом де Ревеллей, она была стройнее и имела хороший цвет кожи. Теперь же, в сорок шесть— на полдюжины годков старше де Вулфа — Матильда растолстела и превратилась в приземистую бабу с короткой шеей, грубой кожей и редеющими светлыми волосами. У нее появился двойной подбородок, а припухшие веки придавали ей узкоглазую, почти восточную внешность. Джон относил это на счет какого-то внутреннего расстройства ее жизненных соков, что, впрочем, вовсе не умаляло ее аппетита ни к еде, ни к вину.
