— И ради одного стихотворения вы весь язык выучили? — изумился Ванька.
— Ну, нельзя сказать, что я его выучила, — улыбнулась Сьюзен. — Но стихотворение я в итоге не только тщательно разобрала, но и запомнила.
И она продекламировала:
Был старик, застенчивый как мальчик,
Неуклюжий, робкий патриарх…
Кто за честь природы фехтовальщик?
Ну, конечно, пламенный Ламарк!
Слова она произносила чуточку смешно, но, в целом, очень чисто и правильно.
— Как там дальше? — спросила она саму себя.
Мы прошли разряды насекомых
С наливными рюмочками глаз.
Он сказал: природа вся в разломах,
Зренья нет, ты зришь в последний раз.
Он сказал: довольно полнозвучья,
Ты напрасно Моцарта любил.
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил…
— Вот. — Она чуть смутилась. — И это мне действительно очень помогло. Я даже взяла кусочек из этих стихов эпиграфом к своей работе, про то, что «На подвижной лестнице Ламарка Я займу последнюю ступень». «Подвижная лестница» — это замечательно, в этом самая суть. И ведь когда Мандельштам писал это, даже в Москве метро еще не было построено, и про эскалаторы он не знал. Я специально проверяла, по датам. Нет, вы понимаете? Вот есть эта «подвижная лестница», эскалатор по-нашему, и все виды едут по ней, проходя одну стадию за другой, кто-то исчезает, кто-то новый появляется, остановки не бывает ни на секунду, движения и изменения вечные и непрерывные, и я встаю на последнюю ступеньку, и у меня весь путь впереди, а для кого-то этот путь уже кончается. Когда я разобрала это стихотворение вот так, размышляя над каждым словом, и из-за каждого слова подолгу роясь в словарях, чтобы выяснить все возможные смыслы, которые в нем имеются, у меня самой в голове что-то прояснилось, и возникло несколько новых и очень хороших идей… Идей, которые всем понравились, и за которые меня и взяли в итоге в наш замечательный исследовательский центр, куда, просто так не попадешь. Вот это и называется «брать проблему во всем объеме». Если б я отмахнулась от Мандельштама, потому что, мол, что там взять, со стишков, красивости одни и ничего научного, я лучше прочту еще несколько толстых книг по моей теме — то я бы достигла намного меньшего.
— И все равно, — с уважением сказал мистер Флетчер. — Ребята правы в своем изумлении. В упорстве вам не откажешь. А с виду вы… ну да, легкая такая красивая девушка, никогда не подумаешь, что за этим беззаботным обаянием скрывается таран. (Мы с Ванькой и сами думали о том же. Выходит, Сьюзен — не какая-то там, а серьезный работник, и ей поручили заниматься с нами не потому, что на работе можно без нее спокойно обойтись, а потому что на нее можно положиться.) — Вы, случаем, не шотландка?
