– Я не отважный, я несчастный. Мне, чтоб добраться, нужно делать четыре пересадки. Я ведь живу у черта на рогах – Живописная улица.
– Это где же? – с интересом спрашивает Бахрушин.
– От химкомбината на автобусе номер сто до конца. Это уже близко от советско-афганской границы… Они подстраиваются в одну из коротких, быстро двигающихся очередей, вращающих турникеты проходной, словно речной поток лопатки гидротурбины. За проходной начатый разговор продолжается.
– А почему бы вам не обменяться поближе к институту? – говорит Бахрушин. – Многие, я слышал, меняются…
– Да, меняются, я знаю… Но мамина школа рядом с нашим домом. Тогда ей придется ездить…
– Она учительница?
– Да, русского языка.
– Но ведь и тут тоже много школ.
– Она работает в школе-интернате для слепых детей. Она не уйдет.
– А ваш отец?
– Его убили. Десятого мая… Есть такой городок в Чехословакии – Ческа Липа…
Помолчали.
"Как мало мы знаем друг о друге, – думает Бахрушин. – Редькин работает у меня четыре года, и я всегда думал почему-то, что у него большая, шумная такая семья".
– А вы один у матери? – спросил он.
– Да нет, – виновато улыбнулся Игорь, – еще сестра и брат. Сестра замужем, уехала в Караганду, а брат – технолог на химкомбинате.
"Некогда просто поговорить с человеком, – думает Бахрушин. – Это ужасно, что мы говорим только о делах". И он спросил:
– Сегодня будете пускать ТДУ?
– Да, хотим попробовать.
– Я смотрел ваши цифры, не торопитесь. И осторожно…
– Да она смирная…
– Позвоните, когда будете пускать.
– Хорошо.
И они разошлись. Бахрушин – к себе в кабинет, Редькин – на стенд.
Испытательный стенд находился в двухэтажном домике и состоял из бетонированного бокса, где устанавливали двигатель, и комнаты с аппаратурой и пультами управления. В боксе сейчас жила ТДУ – тормозная двигательная установка Редькина и Маевского, в комнате – люди. Бокс соединялся с комнатой массивной дверью. Как в бомбоубежище. Два окошечка с толстыми небьющимися стеклами позволяли наблюдать двигатель в работе. В комнате рядом с окошечками большой пульт с кнопками, тумблерами, циферблатами приборов. Карандаш на веревочке. Внизу блестящие никелем штурвалы главных клапанов.
Над головой лампы дневного света. Другие лампы освещают приборную стенку – десятки циферблатов и ряд высоких стеклянных трубок ртутных манометров. На стенку нацелен фотоаппарат. Часто запуски длятся всего несколько секунд, и, конечно, никто никогда не успеет записать показания всех приборов. Поэтому стенку фотографируют.
