— Как у Ван Гога, — показал я.
— Только нет солнца…
По голосу чувствовалось — она волновалась.
Остановился и долго целовал ее.
— Я все же пойду к себе… Поздно уже… — нерешительно сказала она, оторвавшись от моих губ. — Я не могу. Я… никогда… никогда не…
— Конечно, поздно. Ведь мы уже почти пришли…
Я подхватил ее на руки.
— И назад пути нет.
— Увидят, увидят!
Она замолотила ногами в воздухе, держась за мою шею.
— Поцелуй меня.
Теплые, мягкие губы, маленький и нежный язык…
Раздалось треньканье велосипедного звонка — кому-то именно сейчас понадобилось проехать по этой дорожке…
Уединиться на улице — из области невозможного. Это ведь Китай…
…Она лежала на моей кровати, на боку, согнув ноги в коленях. Свою грудь, еще недавно ходившую ходуном — скорее от боли и непривычных ощущений, чем от наслаждения, она стыдливо прикрывала подушкой. Глаза и щеки все еще были влажными. Волосы разметались, налипли на заплаканную щеку.
Я сидел рядом. Гладил ее по голому плечу.
Расшитое серебром ципао висело на спинке стула. Поверх павлинов с цветами — треугольник ее трусиков.
— Я слышал, что девушки Востока очень нежные, хрупкие… Теперь знаю — это правда.
— Было ужасно больно… — тихо сказала она. — Думала, умру… Стыдно…
— Почему?
— Ты был во мне… А я ничего не чувствовала, кроме боли. Сначала страх, потом боль. И плакала, как дура.
— У меня на губах до сих пор вкус твоих слез.
— Что теперь с этим делать? — она шевельнулась, взглянула на простыню. — Надо было сразу замыть… Теперь поздно.
Шмыгнула носом и виновато посмотрела на меня.
Скулы ее пылали.
Я невольно улыбнулся.
— Только представь: ты становишься женщиной… и первое, что ты делаешь как женщина — бежишь в ванную стирать простынь… Забудь об этом.
— Что мне теперь делать? — рассеянно спросила она.
— Я же говорю — забудь.
— Я о другом… Теперь все догадаются, что я… Что я больше не девушка.
Я изумился.
— Как?! Вас что — проверяют?! И сообщают всем?..
— Нет, конечно. Как это может быть? Но ведь моя фигура теперь поменяется…
— Что ты… Ты ведь не беременная…
— Я знаю. Но бедра и грудь — они же станут другими, я слышала от старшекурсниц.
— А-а-а… — протянул я. — Тогда конечно… Ты послушай еще. Из дома престарелых, например — они тоже тебе много интересного расскажут. И о фигуре, и что с грудью будет, и вообще…
— Правда, будет незаметно? — жалобно и с надеждой спросила она. — Никто не узнает?
— Быть женщиной — это не то, чего надо стыдиться. Кстати, пока твоя фигура совершенно не изменилась…
