Там у нас все то же, детка. То, что относится к ней без перемен. Как при первой встрече нашей. Ожидающее и напряженное.
В переходе холодно и сыро. Двери на вход в метро закрыты. У закутка между киосками сутулый мент носком ботинка лениво пинает уснувшего или умершего бомжа.
Выходим на другую сторону.
— Это хорошо, что ты недалеко живешь, — влажно шепчет в ухо бывшая жена.
Ловить тачку приходится долго.
Машин на Профсоюзке резко убавилось.
Ночь.
Пару раз останавливались, «волжана» и старый «опель», но оказалось не по пути.
— Давай я договорюсь, у меня всегда получается, — говорит вдруг Инна и глупо улыбается. Пьяно и самодовольно, как знающая себе цену шлюха.
На секунду я даже опускаю руку от накатившей злости. Спуститься снова в переход, оставить ее тут одну и пойти домой хоть пешком, лишь бы не с нею. Но губы вот эти, бедро… Голос, походка…
Что-то поменялось за полгода, неуловимо сдвинулось, и все же многое столь узнаваемо, желанно опять…
Хотя бы в виде иллюзии обладания.
Иллюзия подчас важнее реальности, мне ли этого не знать.
Поднимаю руку снова.
Редкие машины проезжают мимо.
Наконец, из второго ряда подруливает «шестерка», с хачиком за рулем, конечно.
Армянин, с ходу определяю я и зачем-то спрашиваю:
— Ара, вон цэс? Лав эс?
Хачик — крупный, носатый — смотрит оторопело.
— Лав эм, — отвечает. — Куда?
— На развилку, Каширского и Варшавки.
— Что дашь?
— Жена тебе твоя даст.
«Интересно, а мне моя? Хоть и бывшая…»
— Полтинник — поедем?
Можно и за тридцатку доехать, но я боюсь, что водила заупрямится.
Хачик открывает заднюю дверь.
Инна, скорчив брезгливую мину, подбирает полы плаща и забирается внутрь. Жду, когда она подвинется, и тоже сажусь.
Едем. В салоне у хачика стоит смесь запахов: бензин, турецкая кожанка и мудацкий освежитель воздуха у лобового стекла.
Само стекло все в длинных трещинах.
Сворачиваем на Нахимовский.
— Откуда язык наш знаешь? — разглядывает меня в зеркало водила.
— В армии скучно было, — отвечаю, ловя на себе Инкин насмешливый взгляд. — Ты извини, устал. Вот жену встретил, после долгой разлуки.
Инна прижимается ко мне плечом и ногой.
— Шноравор лини! — улыбается хачик и сосредотачивается на дороге.
Мое ухо ловит шепот:
— А ты там, в Китае… найдешь себе подружку… В шелковом платье, смуглую, с миндальными глазами и черными косичками… и меня забудешь…
— Нет, — качаю головой. — Не забуду. Наоборот, в гости позову…
— А тихая девушка в платье из красных шелков… где золотом вышиты осы… — дразнит, чуть слышно напевая и заглядывая мне в глаза.
