Огромный мегаполис. Шумный, приветливый, безопасный. Наверху бурлит жизнь, но в самой толще сохраняется тихий, провинциальный уклад жизни.
Улица Нанкин, туристическая, центральная — вечером, в начале одиннадцатого, уже пуста, даже по пятницам и субботам. Район баров и клубов не в счет, это для местных богатеев — их, правда, все больше и больше, да пришлых лаоваев. Стыдливые проститутки прогуливаются вдоль ограды ночного клуба.
Громкое, заполошное утро и сонный, ленивый, тягучий кисель полдня.
Школьники и студенты спят посреди урока за партами. Спят на рабочих местах продавцы. Спит за мониторами офисный планктон.
По улицам лениво шаркают кроссовки, тапки и шлепанцы.
Поперек тротуара припаркован мопед, его равнодушно обходят, и никто, кроме меня, не пытается скрутить ему зеркальце или хотя бы пнуть.
Дюжина садовых рабочих, на корточках. Один достает из лотка рассаду, передает ее второму, тот — третьему, далее по цепочке — последнему. Сажают.
Пенсионеры танцуют в парке один и тот же танец под музыку из трех магнитофонов: все мелодии разные, но звучат одновременно.
Уйгур одиноко жарит шашлычки посреди ночной улицы, но мясо лишь прикрытие — у него можно приобрести совершенно убойный гаш.
Запах жареного тофу, похожий на вонь от гнилых зубов, смешанную с похмельным выхлопом. И всегда к продавцу этого тофу — очередь.
Гул надземного метро и гудки судов на реке. Гладь озер и прудов в парках. Ветви ив, листья платанов, стволы пальм. В белесом небе красно-рыжий апельсин южного солнца.
Сферы телебашни, точно выпученные глаза гигантской стрекозы, отражаются в неспокойной воде Хуанпу.
Мототаксист с сигареткой в углу рта, во фрицевском шлеме, караулит пассажиров у выхода из метро.
Последняя модель черной навороченной BMW, вся в наклейках со Снуппи; за рулем сурового вида мужик — лаобань, начальник.
Белое личико и темные глаза красавицы — под розовым зонтиком и в дождь и в солнце; она вышагивает по неровному тротуару вдоль витрин магазинов — на высоких каблуках.
Любопытные взгляды. Улыбки. Добродушные, хитроватые, открытые, смущенные, бесцеремонные, удивленные, даже тупые — но улыбки…
Может, именно за это я их и люблю.
Это не всегда заметно, но я знаю — я люблю.
Страну.
Город.
Людей.
Люблю Ли Мэй. Хотя столько времени уже невозвратимо прошло…
