Ответил, ужасаясь про себя:
— Тридцать восемь.
Ведь именно это число и назвал Воробьянинов.
— Нет, я серьезно, сколько?
— Серьезней некуда.
— Правда? Ты выглядишь намного моложе.
Примерно так и отвечала предводителю дворянства студентка Лиза Калачева.
Нелепость ситуации становилась очевидной, я чуть было не собрался сказать об этом Ли Мэй, но передумал: книгу в двух словах не перескажешь. Образ опять же не слишком выгодный, не говоря уже о «Лизиной лапке в морщинистых руках»…
Вздрогнул.
Рука.
Ее рука — все еще в моей.
И она не забрала ее до сих пор.
Мы сели в беседку.
Солнце уже скрылось за деревьями. Опускался тихий после грозы вечер. В светлом небе в сторону парка я видел ромбы и треугольники воздушных змеев. Над газоном возле беседки порхали летучие мыши.
Ли Мэй сидела, касаясь меня плечом.
Я гладил ее пальцы.
— Мне пора, — сказала она.
— Тебя проводить?
— Нет, спасибо. Еще надо зайти в общежитие, за вещами. Папа будет ждать в машине, у входа.
Мы помолчали.
Ли Мэй осторожно высвободила руку. Дотронулась до моего плеча.
— Я знаю, ты не любишь слышать «очень приятно было…» Но я действительно рада.
— Когда у тебя будет время?
— В среду утром экзамен. После обеда занятий нет, я свободна.
— Сходим куда-нибудь?
— Конечно.
Какое-то время я еще сидел в беседке, созерцая удаляющийся светлый силуэт.
— Был на свидании? — скорее утвердительно сказал Лас, встретив меня на лестнице.
Бездушный и циничный, этот фриц все же отменный физиономист.
— Был.
— Дай-ка предположу… — Лас снял очки. Протер их краем футболки, оголив солидный пивной живот. — Наверняка говорили о деньгах? И о практике английского?
У самого Ласа была уже куча встреч с китаянками. Последняя, я помню, закончилась жутким скандалом: криками, битой посудой, слезами и хлопаньем дверей.
— Был Федот, да не тот, — ответил ему по-русски. — Пошли выпьем, херр ты Зигмунд чертов Фройд. Я угощаю.
— Это правильно. Давно уже пора…
…Уже давно не бываю в центре — мне нечего там делать. Я — не турист.
Мой Шанхай — вот он: приземистый, узкоулочный, с парусами простыней и бледных подштанников на оконных шестах; с магазинчиками в стиле «тысяча мелочей» и рынками-развалами; с сидящими на корточках у своих магазинов продавцами — по утрам они чистят зубы и моют голову над тазиком; со звоном колокольчика рикши-старьевщика; с красными флажками кондукторов из окон автобусов.
Здесь никто не бежит следом, не бубнит: «Миста-миста, ролекс вери гуда-чипа!» Здесь не зазывают на чашку чая ценой в тысячу-другую юаней.
