— Товарищ капитан, вы не правы, — неожиданно включился в разговор четвертый из сидевших в машине, офицер медицинской службы, о чем свидетельствовали нашивки на его военной форме ЮНА. — Сербские добровольцы вовсе не садисты и не некрофилы. Ни в коем случае! Да где это, среди какого народа, пусть даже такого многочисленного, как наш, вы найдете столько садистов и некрофилов? Смешно слушать! Сербские добровольцы — это самые обычные психопаты, — закончил он с такой теплотой и умилением, словно рассуждал о весенних бабочках.
— Конечно, психопаты, кто же еще, — весело поддержал его полковник, отирая со лба пот.
— Подавляющее большинство лиц, склонных к психопатическому поведению, находится на свободе, однако при этом они сохраняют латентную предрасположенность к совершению преступлений, на которые идут гораздо легче, чем остальная популяция. Вы следите за моей мыслью, товарищ капитан? Обычно в любой нации такие люди составляют около шести процентов. Они способны на самые тяжелые преступления и из корыстолюбия, и из желания доставить себе то или иное удовольствие.
— Вот видите! — перебил его другой полковник. — А вы хотите отказаться от их услуг! Отказаться от капитана Драгана? Или от Аркана? Или от этого Милойицы, который действует сейчас в Товарнике?
А из двери больницы, словно тонкая струйка серого дыма, сочилась череда обезличенной людской плоти, появлялись все новые и новые фигуры на костылях, на каталках, опираясь на терпеливое плечо соседа, на носилках, слепые, хромые, ползущие на коленях, некоторые плакали, других рвало, кто-то, не выдержав испытания этого крестного пути и чувствуя близость конца, срывал с себя окровавленные бинты и повязки, кто-то, перебирая в руках четки, читал молитвы, кто-то крестился, кто-то успокаивал перепуганных, заплаканных детей, поседевших за три месяца, проведенных в подвалах, голодных, давно не мытых, рахитичных, похожих на обтянутые кожей скелеты летучих мышей, не знающих о том, что такое свежий воздух, солнце, чистые пеленки. Здесь были и их матери, давно забывшие о воде и гигиенических прокладках, с кожей, свербящей от засохшей крови, и эту бесконечную череду сломленных и одновременно отважных людей, которых весь мир бросил на произвол судьбы, этих страдальцев и мучеников, под градом ударов чередой тянувшихся от дверей больницы, заглатывали все новые и новые грузовики, прибывавшие с востока.
— О муза аргейская, что за легкая работа была у тебя, когда ты дружила с Гомером!
