– Постой, что происходит? – внезапно предали его губы. И музыка остановилась.
«Don't stop music…» – умоляло мое естество. Но он был неумолим. Его руки перестали танцевать, его тело выключило нашу музыку, его гитара расстроилась и вместо волшебного соло-стона стала издавать нелепые звуки. Его язык-смычок сломался и больше не издавал волшебную мелодию. И только сердца-барабаны еще продолжали стучать по инерции. Но что значит барабанная дробь без мелодии? Перестала звучать музыка. А я еще не научилась играть сольно. И моя музыка тоже умерла. Мой рок-н-ролл. Его вырубили. Не предупредив, выдернули из розетки. Грубо и неожиданно.
– Зачем? – спросили мои губы, и я отвела взгляд от его помертвевшего рта, устремив его к глазам.
Узнаю этот взгляд. Это лучистое издевательство.
– Зачем «что»? – спросил Марат, лукаво улыбаясь.
– Зачем ты остановился?
– Я хочу знать, что происходит.
– А что происходит?
– Зачем ты пришла?
– Я пришла тебя поцеловать.
– Кэт, ты не перестаешь меня удивлять.
– Что же тут удивительного? Я шла по улице, и мне вдруг захотелось тебя поцеловать.
Мы стоим и молча смотрим друг на друга. Ему, видимо, нечем ответить на мои слова. Дурацкая ситуация. Стою у него в прихожей, мокрая, с требующими поцелуев губами, а он задает нелепые вопросы. Мы думали, что поем одну песню, а оказалось – разные. Вот и получился какой-то бред.
– Да ты же мокрая, Кэт! Простудишься, – сообразил он.
– Плевать. Тебе ведь нравится, когда я мокрая, правда?
Он секунду молчит. К чему эта игра? Я ведь знаю, что нравится.
– Ну, допустим. И все равно ты можешь простудиться.
– Ты будешь переживать?
– Буду.
Надо же, какой он сегодня участливый. Теплый и мягкий, как мой старый плюшевый медведь. Только у медведя нет таких губ.
– И что же нам делать? – бессмысленно спрашиваю я. Моим губам запретили играть музыку, и теперь им было все равно что воспроизводить.
– Предлагаю тебе переодеться.
– О, наша любимая игра с переодеванием, – расхохоталась я.
– Я сделаю тебе чай и растоплю камин.
– Ладно, – сдалась я.
Раз не хочет меня видеть в соблазнительном мокром наряде, так и быть, переоденусь.
Напялила на себя его теплую рубашку. С такими темпами я скоро весь его гардероб перемеряю. Мои губы повеселели. Они больше не чувствовали на себе следов грубых поцелуев Руслана. Нежные губы Марата вытравили эти следы. Его руки стерли с моего тела остатки чужих рук. Этого-то мне и надо было. Я вышла в гостиную. Марат сидел в широком кресле и задумчиво смотрел на огонь. Такой он мне нравился – когда молчал и думал. Люблю думающих мужчин. И чтобы не болтали без дела. А я ведь не только целовать его хочу. Неслышно подхожу сзади и провожу пальцами по его шее. Он вздрагивает, но не оборачивается. Мои пальцы спускаются к вороту майки, они изучают его грудь, возвращаются к шее, покалывая ногтями. Марат молчит. Я обхожу кресло, сажусь на пол, лицом к нему, и кладу голову ему на колени. Его руки ныряют в мои волосы. Он наклоняется и погружает в них свое лицо. Кто бы мог подумать, что счастье – это когда кто-то прячется в твоих волосах. Его губы поют колыбельную моим волосам. Его руки убаюкивают кожу на моей шее и спине. Но я не собираюсь спать. Моему сердцу сейчас не до сна. Я поднимаюсь с пола и забираюсь к нему на колени. Мои глаза проникают в его глаза, мои пальцы приветствуют его лицо. Он молчит. Его руки и губы застыли в нерешительности.
