Карл Великий | страница 22
Впоследствии распространенные каролингские имена Людовик и Лотарь были, однако, выражением сознательно акцентированного кровного родства нового королевского двора с родом Меровингов в лице его ярких представителей Хлодвига (Людовика) и Хлотаря (Лотаря). Как бы ни характеризовать восходящий род Пипина и Карла, неизбежной представляется огромная разница между древним происхождением и достоинством Меровингов, родоначальник которых Меровей, по преданию, произошел от связи супруги короля Клодиоса с морским чудовищем, и бросившей им вызов высшей аристократией, хотя и обладавшей мажордомским званием, а также франкским преимущественным правом, но тем не менее не удостоившейся королевского происхождения.
Этим обращением к роду Меровингов как единственному |обоснованию возвышения новой династии на фоне угасания старой Эйнхард перенес предысторию королевского дома, в том числе прежнего франкского королевства, в сферу исторической неопределенности. Тем самым он признал подлинными правителями королевства только деда и отца Карла, то есть Карла Мартелла и Пипина III. Поэтому возведение Пипина в королевское звание в 1754 году лишает основания заявление о государственном перевороте и представляется даже как необходимая акция на состояние власть — безвластие».
Проецированная на некоторые строки его текста конечная фаза королевского правления Меровингов в историческом контексте представляется весьма убедительной. Это составило темный фон, на котором ярче выделяется блеск нового правящего рода, — такой фон стал основанием для того, чтобы считать последующий этап правления Меровингов эпохой заката и вырождения, оскудения и упадка. В этой связи особенно во французских исторических исследованиях и под их влиянием зародилось общее представление о правителях Меровингах как о королях-бездельниках, бесполезных, в понимании Эйнхарда, носителях королевского достоинства.