— Невероятно, Бломберг! — снова выкрикнул Ратенау. — Вы, офицер рейха, связаны с подпольщиками, похитившими бюст Ленина!
«Теперь ясно, почему Дальбрюгге и Вольт так настойчиво расспрашивали меня, что я знаю о бюсте Ленина, — мгновенно сопоставил Бломберг то, что сейчас услышал из уст Ратенау, с настойчивыми вопросами эсэсовцев там, в казино. — Бюст не переплавлен. Его кто-то спас… Они подозревают в этом и меня…»
— Господин Ратенау, — сказал Бломберг спокойно, — я не понимаю, почему придается такое большое значение пропаже каких-то шестидесяти килограммов бронзы и в чем, собственно, обвиняют меня.
— Не прикидывайтесь наивным, Бломберг! — грубо оборвал инженера Эйхенау. — Вы отлично понимаете, почему враги рейха похитили именно бюст большевистского вождя. Они же не стали спасать другие памятники, которые находились в том же вагоне…
— Я еще раз повторяю, господа, политические мотивы всей этой истории меня совершенно не интересуют. К ней я не имею никакого отношения. Я инженер, металлург и хорошо разбираюсь только в том, что касается моей профессии.
— Там, в автобусе, вы, Бломберг, придерживались иной точки зрения! — Эйхенау обошел Бломберга и встал рядом с Ратенау. — Помогать внутренним врагам рейха, подпольщикам, коммунистам — это что, тоже элементы вашей профессии?
— Господин обер-лейтенант предъявляет мне совершенно необоснованные обвинения. Я удивлен, как вы, господин Ратенау, зная меня уже не один год, позволяете вести Эйхенау разговор в таком неуважительном тоне.
— Вам нужны факты, доказательства? Пожалуйста!
Обер-лейтенант раскрыл портфель и высыпал на стол пачку фотографий.
— Подойдите поближе, Бломберг. Смотрите внимательно. Здесь зафиксирована вся ваша воскресная прогулка от Линца до Вены. Вот остановка под Мельком. Дом на Пратер-штрассе, восемнадцать. «Штайер» въезжает в ворота и снова выезжает. Наконец, приятное времяпрепровождение в Гринциге. Эти фотографии, так сказать, предварительная заготовка для тюремного архива…
— Ну и что? — Бломберг в упор посмотрел на обер-лейтенанта. — Обычная воскресная поездка и столь же обычная работа гестапо. Не вижу ничего инкриминирующего.
— Кто он? — Эйхенау схватил фотографию Кернау.
— Отец моей невесты.
— А этот господин?
Обер-лейтенант извлек из портфеля еще один снимок. Бломберг сразу заметил, как схожи черты Мари с лицом этого незнакомого ему человека. И понял: своим ответом он сам загнал себя в угол. Бломберг не винил Мари за то, что она раньше не показала ему свой семейный фотоальбом. Но эта оплошность могла привести к тяжелым последствиям.
