- Это точно, это уж факт.
Маслов и Акимов молчали, и, только когда Дзержинский предложил немедленно от руки размножить прокламации, оба в один голос сказали:
- Давайте.
Прокламация была предназначена к распространению в роте. Текст ее был уже составлен Марлевским. Он встал и прочитал прокламацию негромким, взволнованным голосом. Потом все наклонились над столом и стали вносить поправки. Когда текст исправили, Марлевский опять прочитал листовку вслух. Стало значительно короче и проще. Никто не говорил об опасности распространения такой прокламации в роте. Худой, носатый Акимов, покашливая, сказал:
- Большой взрывчатой силы бумажка. Поставит мозги кой-кому на место.
Размножали до двух часов ночи. Писали печатными буквами. Перья были плохие, ржавые, чернила грязные. К двум часам сотня была готова. Акимов сложил все в пачку, сунул ее под широкий ремень, сделал глупое лицо, откозырял и - кругом марш - вышел из хаты. Остальные выходили поодиночке, чтобы не обратить на себя внимания. Улицы села были непривычно оживленны, скрипели телеги. Крестьяне группами уходили из села.
Ранним утром из экономии на тележке увезли под конвоем двух солдат. Конвоировали фельдфебель и стражник: на солдат больше не надеялись. А часов в восемь утра из дому вышел Лемешов в походной форме. Ординарец держал коня под уздцы. Лемешов сел в седло. Где-то неподалеку ротный горнист играл "поход".
Дзержинский вышел на крыльцо.
На ступеньке стоял отец Стася в пушистом халате, в ночных туфлях. Конь под Лемешовым играл. Натягивая желтые ремни, Лемешов горячил коня и, кривя рот, говорил:
- За ночь, за одну ночь! Что осталось от роты? Имел благодарность от бригадного генерала. А теперь? Получу разнос. Благодарю покорно. Какие-то листочки. Ходят по рукам. Предпочитаю закрыть глаза. Извините. Подальше от греха.
- Что же мне-то делать? - уныло спросил отец Стася.
- Вам - свое, мне - свое. Вам - имение, мне - рота. Мне хуже. У вас средства. У меня - пшик. Да. Благодарю покорно.
Он прижал короткие белые пальцы к козырьку и пришпорил коня. Конь рысью понесся из парка на проезжую дорогу. Там, за дубками, блестели на солнце штыки: рота выстраивалась к походу.
- Видали? - сказал помещик Дзержинскому. - Можете меня поздравить: этот фанфарон испугался и уводит роту в город.
Он сел в соломенное кресло и, сжав голову руками, воскликнул:
- Ну, научите же, научите, что делать! Вы молоды, мозги у вас не устали.
- Вам следует отдать крестьянам скот, - сказал Дзержинский, - и немедленно. Заплатить им за эти дни. Уволить управляющего - негодяя. Взять на себя уход за известным вам раненым...
